11 А.В.Чаянов Крестьянское хозяйство

в III томе «Капитала» К. Маркса46, взгляды которого на зе­мельную ренту в парцеллярном крестьянском хозяйстве и на уплачиваемые им арендные цены весьма близки к этим по^ строениям.

Хорошей иллюстрацией к этому положению является таб­лица того же проф. Э. Лаура в отношении швейцарских хо­зяйств, приводимая нами ниже:

Группа по земле­пользованию (га)

Мера интенсивности хозяйств

Число рабо­чих дней на 1 га

Валовой до­ход на 1 га

Капитализиро­ванная срента» на I га (франки)

Покупная цена по инвентарным записям за I га (франки)

 

I. До 5 147 902,0 1697 2988   

II. . 5-40 115 777,7 1930 2458   

III. 10—15 89 728,1 2134 2216   

IV 15—30 76 610,0 2144 2145   

V. 30 и выше 56 500,1 2171 1541  

Как это видно из колонн сопоставляемых цифр, трудовые хозяйства I и II групп, вынужденные благодаря относитель­ному малоземелью интенсифицировать свое хозяйство выше оптимального уровня и тем значительно понизить бухгалтер­скую «ренту», в то же время явились (в полном соответствии с нашей теорией) плательщиками наиболее высоких земель­ных цен.

Такова природа оценки земель, свойственная трудовому хозяйству.

Постараемся установить характер и результаты коллизии, в которую вступает на едином поземельном рынке этот прин­цип оценки с обычной капиталистической ценою на землю, возникающей из капитализированной ренты.

В районах абсолютного избытка земель и даже тех, где плотность населения будет соответствовать оптимальной мере интенсивности земледелия, в сущности никакой почвы для коллизии и быть не может.

В районах же перенаселенных по мере нарастания хо­зяйств, находящихся в состоянии относительного малоземелья, появляется все большее и большее количество покупателей и арендаторов, могущих платить выше капиталистических цен. Вначале это не влияет на единую цену капиталистического рынка, и покупки трудовых хозяйств проходят в порядке слу­чайных спорадических сделок, но постепенно они приобретают все большее значение, и в конце концов оценка трудовых хо­

408

зяйств становится определяющим моментом рынка, отметая в сторону цену капиталистического происхождения. При этом, конечно, трудовые хозяйства являются победителями не только в установлении уровня рыночной цены, но и в борьбе за землю — начинается резко выраженный переход земель от ка­питалистического земледелия к трудовому.

Прекрасной иллюстрацией к этому является распродажа крестьянам частновладельческих земель в России в конце XIX и начале XX в., столь блестяще проанализированная В. Косинским в его исследовании «К Аграрному вопросу» *. Из земель, полученных частными землевладельцами в 1861 г., они владели в 1877 г. 87%, в 1887 г.—76, в 1897 г.—65, в 1905 г.—52, в 1916 г.—41 %, причем и из этого количества 2/з находилось в арендном землепользовании крестьян.

И, наоборот, экономическая история, например, Англии дает нам примеры, когда крупное капиталистическое хозяй­ство, используя сдвиг рыночной конъюнктуры, оказывается способным реализовать исключительные ренты и платить за землю выше трудового хозяйства, разлагая и уничтожая по­следнее. Хороший пример этого явления — распространение шерстного овцеводства в Англии XVIII в.

Заканчивая описание влияния природы трудового хозяй­ства на народнохозяйственную категорию земельной цены и условия земельного оборота, мы можем отметить в высшей степени интересный случай проявления особенностей трудового хозяйства в расчете выгодности всякого рода земельных ме­лиорации.

Для капиталистически организованного сельскохозяйствен­ного предприятия приемлемость того или иного случая воз­можной мелиорации земель определяется тем, что прирост земельной ренты мелиорируемого участка, происходящий вслед­ствие произведенной мелиорации, является в отношении к ме­лиоративному капиталу более высоким или по крайней мере равным обычному в стране проценту на капитал.

Очевидно, что для капиталистического хозяйства являются совершенно неосуществимыми мелиорации, дающие прирост ренты ниже обычного капиталистического дохода на требуе­мый для мелиорации капитал, и столь же очевидно, что все эти соображения совершенно неприменимы в отношении ме­лиорации трудового крестьянского хозяйства уже по одному тому, что оно не знает категории капиталистической ренты.

Точно так же, как и вопрос об аренде и покупке земли, во­прос о выгодности мелиорации будет решаться семейным хо­зяйством в зависимости от того, какое влияние эта мелиора­ция может оказать на установление внутрихозяйственного равновесия между тягостностью труда и мерой удовлетворе­ния  потребностей.  В   условиях относительного  малоземелья

409

семья, нуждающаяся в расширении объема своей хозяйствен­ной деятельности, будет производить многие мелиорации, не­выгодные и недоступные капиталистическому хозяйству, точно так же, как она уплачивает за землю и ее аренду цены, зна-1) чительно превышающие капиталистическую ренту этих земель.

Говоря иначе, в трудовых хозяйствах перенаселенных рай­онов пределы мелиорации значительно шире, чем в хозяй­ствах, капиталистически организованных. Было бы, конечно, в высшей степени трудно количественно выразить эти более расширенные пределы, свойственные трудовому хозяйству. Мы склонны полагать, что вообще этот уровень, как и многое дру­гое в трудовом хозяйстве, нельзя установить априори какими-либо объективными расчетами. Он зависит от степени обеспе­чения хозяйствующих семей средствами существования, от количеств избыточного труда, от возможности или невозмож­ности других способов расширения сферы приложения своего труда и прочих условий, трудно или вовсе не поддающихся априорному учету.

Единственной  объективной величиной, на  которую  могут опереться наши расчеты, являются, по нашему мнению, ме­стные цены на землю47, и в частности цены на те угодья, для образования которых и производятся мелиорации. Ибо произ­водство кореннцх улучшений, точно так же как и приобрете­ние новых земель, представляет собою расширение поля при­ложения труда путем увеличения площади удобных земель. Несомненно, трудовое хозяйство не будет производить, напри­мер, осушение заболоченного луга, если стоимость этой ра­боты выше, нежели цены, по которым можно купить луговые земли в окрестности. С другой стороны, если трудовое хозяй­ство, ищущее расширить поле приложения своего труда, по­купает новые земли по ценам высшим, чем капитализирован­ная рента, то так же несомненно, что для него выгодны вся­кие расширения удобной площади путем коренных улучшений собственных, лежащих  втуне за  их непригодностью  земель, раз  стоимость  этих  мелиорации ниже  продажной цены  на землю, хотя бы ожидаемое при сем бухгалтерски исчисляемое повышение «ренты» было бы ниже нормального процента на затрачиваемый капитал.

Впрочем, как мы уже отметили в пятой главе настоящей работы, крестьянское хозяйство мало считается с уровнем ры­ночного процента на капитал не только в отношении прило­жения капитала к мелиорациям, но и вообще во всех случаях приложения капитала. Поэтому в крестьянских хозяйствах не­редко можно встретить гораздо большую капиталоинтенсифи­

кацию хозяйства, чем в оптимально построенном капиталисти­ческом предприятии, причем, однако, обычно эта капиталоин-тенсификация сопровождает и обусловливает собою еще более форсированную трудоинтенсификацию земледелия.

Другой особенностью крестьянского хозяйства, вытекаю­щей из природы свойственного ему оборота капиталов, явля­ется его способность уплачивать очень высокие проценты по занятым капиталам. Однако в противоположность земельному рынку это не приводит к каким-либо народнохозяйственным последствиям и не влияет на мировой учетный процент, так как объем кредитного оборота крестьянского хозяйства ми­кроскопически мал по сравнению с оборотами банковского и других форм кредита. Поэтому единственным народнохозяй­ственным последствием этой печальной способности может считаться явление деревенского ростовщичества, некогда сви­репствовавшего во всех крестьянских странах и далеко не из­житого еще и теперь.

В гораздо большей степени, чем финансист, с трудовым крестьянским хозяйством должен считаться исследователь ры­ночных цен на сырье и пищевые продукты сельскохозяйствен­ного происхождения.

Значительная по своему объему часть их производится в пределах трудового хозяйства, и, что еще важнее, для многих видов продуктов в пределах трудового хозяйства про­изводятся предельные определяющие цену единицы про­дукта.

С особенной наглядностью это проявляется в специфиче­ских продуктах перенаселенных районов — льне, конопле, под­солнухе, табаке и проч., в которых, как мы знаем из предыду­щего, трудоемкость и высокий валовой доход настолько при­влекают крестьянские хозяйства, что они мирятся с очень низкой оплатой единицы труда в этих культурах. В результате чего на эти продукты создается столь низкая рыночная конъ­юнктура, что они становятся совершенно невыгодными для капиталистического хозяйства и выпадают из его организаци­онного плана. Особенно характерна в этом отношении куль­тура льна на волокно, более 90 % которой до войны высева­лось на крестьянских полях.

Помимо указанных продуктов трудоемких культур, немало и других, отражающих на себе своеобразие природы трудо­вого хозяйства.

О сибирских ценах на белку, обратно пропорциональных ценам на хлеб, мы уже говорили.

Столь же своеобразно, как удалось это показать А. Н. Че-линцеву в его работе о направлениях крупного рогатого ско­товодства, строятся для многих районов и цены на мясо, ча­сто обратно пропорциональные своей себестоимости.

411

Проф. А. Н. Челинцеву удалось показать, что в годы высо­ких урожаев кормов крестьяне запускают на зиму очень боль­шое количество скота, благодаря чему предложение скота, особенно молодняка, к убою падает, чем и вызывается рост цен на мясо; и наоборот, в годы бескормицы и дорогого сена крестьяне, не имеющие возможности прокормить свой скот, стремятся ликвидировать его по каким угодно ценам, в ре­зультате чего цены на мясо подчас становятся дешевле цен на хлеб, как это мы могли наблюдать в России в голодных районах 1921 г.*

Вообще говоря, влияние особенностей трудового крестьян­ского хозяйства на процесс ценообразования и структуру то­варных рынков, а также на природу и течение так называе­мых народнохозяйственных кризисов представляет собою исключительно интересную тему для самостоятельного иссле­дования, и в этой совершенно не изученной области исследо­вателя могут ждать такие неожиданные открытия, которые могут заставить пересмотреть основные устои существующей теории.

Таковы, поскольку это позволяет учесть современное состо­яние нашей молодой науки, народнохозяйственные послед­ствия своеобразного понимания выгодности и других особен­ностей частнохозяйственных основ трудового крестьянского хозяйства.

Еще в конце XIX в. К. Маркс, анализируя генезис капита­листической земельной ренты, отмечал значительные отличия парцеллярного крестьянского хозяйства от капиталистического земледелия и, утверждая, что в этом парцеллярном хозяйстве «производство... в очень большой мере удовлетворяет соб­ственным потребностям и совершенно независимо от регули­рования общей нормой прибыли»48, сделал ряд выводов, близ­ких нашим замечаниям.

Однако ни он, ни последующие экономисты не развили в достаточной мере эти замечания.

Как мы видели из содержания настоящей главы, эти на­роднохозяйственные последствия влекут за собою значитель­ные теоретические выводы, заставляют в отношении трудового крестьянского хозяйства пересмотреть такие основные теоре­тические устои, как теория ренты, учения о ценах на землю, расчет мелиорации, учение о проценте на капитал и формах его оборота, и обещают при дальнейшем углублении исследо­вания значительно осложнить учение о ценообразующих фак­торах.

При этом необходимо, однако, отметить, что в действитель­ной  жизни,   где  система  трудового  хозяйства  сосуществует

412

с народнохозяйственной системой капитализма, она оказывает также огромное влияние и на категорию заработной платы ка­питалистической системы.

В крестьянских аграрных странах, где недостаточно развит вполне выкристаллизовавшийся профессионально чистый про­летариат, крестьянство представляет собою неисчерпаемый источник, из которого городская индустрия черпает свои тру­довые кадры.

Предложение же труда со стороны деревни, как мы это видели по работе Н. П. Никитина *, находится в прямой зави­симости от того, насколько крестьянские семьи могут сводить свои внутренние балансы при помощи только сельскохозяй­ственных доходов.

В годы высоких сельскохозяйственных доходов деревня не имеет стимула к выбрасыванию своего труда на рынок, и на­оборот, она обременяет его в годы сельскохозяйственной де­прессии, роняя и поднимая заработную плату в соответствии с внутренними процессами крестьянского хозяйства. Говоря иначе, в данном случае система трудового хозяйства не только свободна от регулирующего влияния категории заработной платы, но и, наоборот, именно через эту категорию оно под­чиняет всю систему сопутствующей ей системы капиталисти­ческого хозяйства своему внутреннему равновесию между ме­рой удовлетворения потребностей и мерой тягостности труда.

В еще большей мере, конечно, особенности семейного хо­зяйства выступают при определении хозяйственного содержа­ния самих крестьянских хозяйств, а тем самым и хозяйствен­ной географии сельского хозяйства. Вопрос о размещении зем­леделия является сам по себе настолько большой темой, что мы воздерживаемся от ее разработки в настоящей работе и отметим только, что в районах аграрного перенаселения, как это можно видеть из предыдущих глав, мы неизбежно должны столкнуться с развитием трудоемких культур, трудоинтенси-фикации хозяйств, высокими ценами на землю и арендными платами, низкими заработными платами и развитием внезем-ледельческих промыслов.

Как мы уже указывали, все сделанные нами народнохозяй­ственные замечания по своему содержанию статичны и отры­вочны. Однако несомненно, что всякий исследователь кресть­янского хозяйства как народнохозяйственного явления в его исторической динамике должен обратить на них самое серьез­ное внимание и использовать многократно для понимания изу­чаемых им динамических явлений.

ГЛАВА VII

СЕМЕЙНОЕ ХОЗЯЙСТВО КАК ОДНО ИЗ СЛАГАЮЩИХ СИСТЕМЫ НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА И ВОЗМОЖНЫЕ ФОРМЫ ЕГО РАЗВИТИЯ

Наше исследование приближается к своему концу. Мы с боль­шой подробностью рассмотрели хозяйственную деятельность отдельной крестьянской семьи, проанализировали механизм того внутреннего равновесия внутрихозяйственных факторов, которое придает «телеологическое единство» ее хозяйству, и, наконец, выяснили те особенности в сложении земельной ренты, процента на капитал и ценообразования, которые выте­кают из особенностей хозяйственного поведения трудовой кре­стьянской семьи.

Теперь нам надлежит рассмотреть последний вопрос — во­прос о месте семейного хозяйства в системе современного на­родного хозяйства, о свойствах его как социально-экономиче­ского целого, его связях с системой капиталистического хозяй­ства и формах взаимоотношений с нею и, наконец, попытаться уяснить себе возможные формы дальнейшего развития кресть­янского хозяйства.

Этот круг вопросов, как и можно было ожидать в условиях нашего времени, вызывает всегда наиболее острый интерес к себе и наиболее резкую полемику. Поэтому мы позволили себе развить эту заключительную главу нашего исследования значительно шире, чем она была напечатана в немецком изда­нии, и остановились с особенным вниманием на формах воз­можного будущего, чего в немецком издании мы совсем не делали.

Нас обычно обвиняют в том, что все наши построения ста­тичны, и в том, что мы склонны идеализировать мелкобуржу­азную стихию современного крестьянства и считать ее в ее теперешнем виде чуть ли не идеалом хозяйственной организа­ции земледелия. Надо надеяться, что настоящая глава сумеет рассеять оба эти обвинения. Наш анализ во всех шести пре­дыдущих главах был статичен потому, что им анализирова-414

лись проблемы статического порядка. Теперь, описав сначала место семейного хозяйства в системе народного хозяйства также, если хотите, статически, мы постараемся показать формы его динамического развития во всей сложности совре­менной хозяйственной обстановки.

Далее, в нашем анализе выводы о высокой сопротивляемо­сти трудовых хозяйств и их исторической устойчивости при­нимали за идеализацию. Когда мы говорили о существующем, нас считали говорящими о должном. Это обязывает нас с осо­бенным вниманием остановиться на анализе тех возможных форм будущего развития крестьянских хозяйств, которые, по нашему мнению, должны считаться прогрессивными и в на­правлении которых мы должны развивать свою экономиче­скую политику.

Причем, однако, и в этой главе мы начнем с описания су­ществующего, и притом опять в порядке статистического ана­лиза.

Первое, с чего нам придется в данном случае начать,— это рассмотрение того, как из отдельных хозяйств, находящихся в разных возрастах своего семейного развития, слагается со­циальный массив крестьянских хозяйств, а также и те соци­альные связи, которые соединяют отдельные хозяйства в не­которое социальное целое. Говоря иначе, с изучения морфоло­гии крестьянского хозяйства как социального пласта.

Статистическое исследование русских крестьянских хо­зяйств, начатое более полувека тому назад, при первых же своих шагах наткнулось на очень большую разнородность в составе крестьянских хозяйств и повсеместно отметило в своих регистрациях наличность наряду с мелкими средних и даже сравнительно крупных крестьянских сельскохозяйствен­ных предприятий.

В сводной работе Б. Н. Книповича *, которую мы уже имели случай цитировать, сведены в этом отношении резуль­таты значительного количества земскостатистических перепи­сей, и нижеследующая таблица довольно обстоятельно может нас познакомить с распределением состава крестьянских хо­зяйств по группам различных размеров посевной площади по признаку, который может быть принят одним из показателей размеров хозяйства 49 (см. с. 416).

Просматривая таблицу, мы можем видеть с большой сте­пенью наглядности, что крестьянское хозяйство в массе пред­ставляет собою довольно пеструю смесь мелких, средних и крупных сельскохозяйственных предприятий.

415

 

Екатеринослав- Процент Самарский уезд Процент Полтавская Процент   

ский уезд хозяйств

ХОЗЯЙСТВ губерния хозяйств  

Безземельные Имеющие до 1 дес

1—3 3-5 5—10 10—15 15—20 20—25 25 и выше

4,9     Без посева

С посевом до 1

3,2        дес. 11,2 3—6

19,5 6—9

35.2 9—12

15.3 12—15 5,1 15—20 1,5 20—30 4,1          30—40

40 и выше

100,0

11.8 Без посева 3,1 С посевом до 1

17.9 дес. 8,5

21.1 1—2 13,1 14,6 2—3 12,3

10.2 3—6 29,4 6,8 6—9 15,7 6,8 9—15 11,6 6,8 15—25 4,4 2,2 25—50 1,6 2,6 50 и выше 0,3

100,0 ~ЩО

 

Воронежская Процент Тульская Процент Калужская Процент   

губерния ХОЗЯЙСТВ губерния хозяйств губерния хозяйств   

:з посева 7,60 Без посева 15,7 Без посева 4,5   

посевом до С посевом до С посевом до 3   

1 дес. 2,27 1 дес. 9,1 дес. 27,6   

1—5 43,33 1-2 15,5 3—6 42,1   

5—10 30,98 2-5 32,4 6—9 16,8   

10—20 13,58 5—10 21,4 9—12 5,6   

20—40 1,92 10—15 4,4 12 и выше 3,4   

40 и выше 0,32 15—25 1,3   

25 и более 0,2   

100,00 100,0 100,0   

Владимирская Процент Вологодская Процент Пермская Процент   

губерния хозяйств губерния хозяйств губерния хозяйств   

Без посева 26,6 Без посева 6,2 Без посева 2,6   

С посевом до 3 С посевом до 2 С посевом до 5   

дес. 27,5 дес. 36,9 дес. 75,7   

3—6 36,2 2—3 28,4 5—10 17,7   

6—9 8,0 3-6 26,9 10—15 3,3   

9 и выше 1,7 6 и выше 1,6 15 и выше 0,7   

100,0 100,0 100,0  

Сопоставляя между собою различные районы, мы должны будем отметить, что степень этой неоднородности в одних вы­ражена больше, а в других меньше. Однако какую бы сово-купность крестьянских хозяйств мы ни взяли, тип кривой рас­пределения будет носить в общем одинаковый характер. 416

Сопоставляя наши цифры с дошедшими до нас подсчетами крестьянских хозяйств в XVIII и XIX вв., мы убеждаемся, что обнаруженная нами неоднородность не представляет со­бою явления, свойственного только текущей исторической эпохе, но в равной мере наблюдалось и в весьма отдаленные времена.

Так, по составлению данных Румянцевской переписи Чер­ниговской губернии 1767 г. и земской статистической переписи 1883 г. мы имеем следующее сопоставление.

Из 100 крестьянских хозяйств имели мужчин-работников (членов семьи)    (%) Год Число работников Всего семей

 

0 1 2 3 4   

1767 7,8 55,1 24,4 8,0 4,7 100,0   

1883 8,2 61,1 24,1 6,2 1,1 100,0  

Еще не так давно эту отмеченную нами неоднородность в размере крестьянских хозяйств были склонны приписывать всецело динамическому процессу социального разложения крестьянства, т. е. постепенной концентрации производства в руках крупных крестьянских хозяйств, подготовляющих по­чву для дальнейшей чисто капиталистической концентрации и параллельной ей пролетаризации мелких и средних слоев кре­стьянства.

Несомненно, некоторые элементы такой социальной диффе­ренциации имеют место в нашей деревне, но более тщатель­ный анализ состава крестьянских хозяйств показывает, что явление неоднородности их не в полной степени может объяс­няться процессом социальной дифференциации и зависит не только от развития динамического процесса, но в значитель­ной степени и от вытекающего из природы крестьянского хо­зяйства влияния демографических факторов.

Словом, мы вправе предполагать, что обнаруженная нами неоднородность в составе крестьянских хозяйств не есть про­явление исторического процесса недавнего времени, но явля­ется во многом производной из самой природы крестьянского хозяйства.

Нетрудно дать этому и теоретическое освещение. В первой главе нашей работы мы весьма подробно рассмотрели разви­тие отдельной крестьянской семьи. Если теперь, положив в ос­нову принятую нами теоретическую схему развития семьи и приняв, что в силу прироста населения и вымирания число семей каждого более старшего возраста будет отличаться от числа семей предыдущего возраста и что семья, достигнув к 25 годам зрелости, остается еще 8 лет не разделенной и имеет в свеем составе по две молодые семьи, мы получим

'4    Заказ № 491 417

следующий теоретический состав массовой совокупности кре­стьянских семей по их размеру:

Размер семьи (душ)     .......      0—3       4—6       7—9        10

и выше 1

Число семей в группе {%)    .....      20,5       35,5       29,8        14,2

Согласно изложенному нами в предыдущих главах такого демографического состава вполне достаточно для того, чтобы создать значительную дифференциацию в размерах сельскохо­зяйственных предприятий даже при прочих равных условиях.

Для сравнений нашего теоретического состава с составом семей, наблюдающихся в действительности, мы можем приве­сти цифры, относящиеся к Старобельскому исследованию:

Размер семьи (душ)    .........     0—3       4—6       7—9        10

и выше

Число семей в группе (%)   ......     16,8       22,8       32,7       27,7   >

Некоторые различия между теоретической кривой распре­деления хозяйств по посевным группам и тем, что наблюда­ется в действительности, зависят, во-первых, от того, что раз­меры посевной площади хозяйства, как мы знаем, определя­ются не только демографическими факторами и, помимо расслоения, обусловливаемого различиями возраста семей, мы имеем и некоторые элементы экономической дифференциации, а также тем, что сам демографический процесс нарастания семей, положенный нами в основу исчисления, в действитель­ности протекает гораздо более сложно, чем это принято было в нашей упрощенной схеме.

К счастью для нас, ряд выдающихся русских статистиков во главе с Н. Н. Черненковым, А. И. Хрящевой и П. А. Вих-ляевым с исчерпывающей полнотой исследовали интересую­щее нас явление в отношении ряда районов Европейской Рос­сии, и мы можем исследовать поставленную проблему не, только путем априорных построений, но и путем апостериор­ного анализа эмпирического материала.

Уже цитированные нами неоднократно работы Н. Н. Чер» ненкова, П. А. Вихляева, А. И. Хрящевой и Г. А. Кущенко, сопоставляющие между собой данные повторных переписей крестьянских хозяйств, методологически отличались от всех аналогичных сопоставлений в русской и западно-европейско.й статистике тем, что, произведя сопоставление двух различных лет, они производили сравнение не огульных общих итогов каждого года, а прослеживали отдельно судьбу каждой группы хозяйств, а в последних работах даже каждого хозяй­ства за протекший между переписями период времени.       (

Результаты такого рода сопоставления показали, njg в толще крестьянства прежде всего происходит ряд весьма 418

сложных и переплетающихся между собою демографических процессов.

Вернувшись на место исследования через 15—30 лет после первоначальной переписи, статистики прежде' всего должны были констатировать, что некоторая часть хозяйств просто пе­рестала существовать — вымерла, другая — переселилась из района исследования в другие места, наконец, значительная часть распалась путем семейных разделов на два или на три самостоятельных хозяйства и только часть сохранилась в це­лости от предшествующей переписи.

Указанные процессы очень наглядно можно проследить на нижеследующей таблице, заимствуемой из работы Г. А. Ку­щенко по Суражскому уезду Черниговской губернии *, дан­ными которого мы будем пользоваться и в последующем ана­лизе, так как, совпадая с другими работами, исследование Г. А. Кущенко дает наиболее выпуклые итоги, так как сопо­ставляет между собою переписи, разделенные тремя десят­ками лет.

Суражский уезд. Из 100 хозяйств 1882 г. к 1911 г.

Группа хозяйств 1882 г по размеру посевной площади (дес )

 

  

Вымерло Пересели­лось Раздели­лось Не дели­лось Процент исчезнувших хозяйств  

0—3 32,5 19,4 6,2 41,9 51,9

3—6 10,4 22,2 15,4 52,0 32,6

6—9 4,2 19,9 26,1 49,8 24,1

9—12 3,5 15,6 35,1 45,8 19,1

12 и выше 1,7 7,1 57,6 33,6 8,8

Рассматривая таблицу, мы видим, что за тридцать лет изу­чаемые хозяйства претерпели самые разнообразные судьбы, и только три четверти их сохранили свое индивидуальное бытие в пределах района исследования. Хозяйства мелкие в значи­тельной своей части переселились, распались, а частью ушли из сельского хозяйства, хозяйства же крупные и наиболее старые проявили большую оседлость, но зато в большей своей половине дошли до полного созревания и распались на ряд новых хозяйств.

Оставляя в стороне переселившиеся и переставшие суще­ствовать хозяйства, мы, углубляя наш анализ, должны будем отметить, что хозяйства, в целом или в своих частях пережив­шие 30-летний период, претерпели немалые изменения в хо­зяйственном отношении: некоторые, по преимуществу моло­дые, укрепили свое хозяйственное положение и расширили свой  объем, другие, главным образом крупные старые хозяй­

14* 419

ства, наоборот, ослабли и перешли в более низкие хозяй­ственные группы.

Так, например, для хозяйств, не делившихся за весь 30-летний период (с 1882 по 1911 г.), мы имеем следующую таб­лицу, в которой под термином «увеличившие свою посевную площадь» мы принимаем хозяйства, перешедшие за исследу­емый период в высшие посевные группы, а под термином «уменьшившие посевную площадь» — хозяйства, через 30 лет попавшие в более низкие группы по посеву *.

Суражский уезд. Из 100 неделившихся с 1882 г. хозяйств к 1911 г. было:

 

Группы по размеру посевной площади (дес.) Сохранивших ту же посевную площадь Увеличивших посевную площадь Уменьшив­ших посев­ную площадь Итого   

0—3 28,4 71,6 100,0   

3—6 50,0 39,0 11,0 100,0   

6—9 33,4 30,7 36,9 100,0   

9—12 22,0 34,0 44,9 100,0   

12 и выше 41,4 — 58,0 100,0  

Еще более характерную картину имеем мы для судеб раз­делившихся хозяйств, наблюдая, в какую группу попадают хозяйства, получившиеся в результате семейного раздела.

Суражский уезд. Из 100 разделившихся с 1882 г. хозяйств в 1911 г. по сравнению с 1882 г. было:

 

Группа по размеру посевной площади (дес.) Сохранивших ту же посевную площадь Увеличивших посевную площадь Уменьшив­ших посев­ную площадь Итого   

0—3 27,8 72,8 100,0   

3—6 43,6 18,0 38,4 100,0   

6—9 21,5 11,2 67,3 100,0   

9—12 7,0 5,7 87,3 100,0   

12 и выше 17,4 — 84,6 100,0  

Просматривая обе таблицы, мы прежде всего видим у ма-лоссющих, особенно у неделившихся хозяйств резко выражен­ный процесс экономического роста, и наоборот, у хозяйств, бывших в 1882 г. крупными, наблюдается еще более нагляд­ный процесс распада и ослабления экономической силы, осо­бенно у хозяйств разделившихся.

Особенно наглядно эти два потока — восходящий и нисхо­дящий— мы видим из нижеследующей итоговой таблицы ис­следования Г. А. Кущенко *.

420

 

Группа хозяйств 1882 г. Из наличных в группе хозяйств принадлежало к групп 1882 г. в ш (») 1911 г. Итого   

0-3 3—6 6—9 9-12 12 и выше

  

0—3 28,2 47,0 20,0 2,4 2,4 100,0   

3—6 21,8 47,5 20,4 8,2 2,4 100,0   

6—9 16,2 37,0 26,8 11,3 8J 100,0   

9—12 9,3 35,8 26,1 12,4 16,1 100,0   

12 и выше 3,5 30,5 28,5 15,6 21,9 100,0  

Перед нами раскрывается сложная картина динамики со­става крестьянских хозяйств.

Малосеющая группа проявляет гигантскую силу роста и почти 3Д своих хозяйств перебрасывает за 30 лет в более вы­сокие посевные группы, с другой стороны, обе многосеющие в 1882 г. группы дают ярко выраженную картину ослабления и распада.

Перед нами два мощных потока, из которых один, в кото­ром главным образом участвуют неделившиеся молодые мало-сеющие хозяйства,— поток восходящий, расширяющий под дав­лением роста семей объем входящих в его состав хозяйств, и другой — поток, ниспадающий в значительной своей части в силу семейных разделов сложных старых семей.

То, что обнаруженная нами по Суражскому уезду картина не является случайностью, могут подтвердить аналогичные ито­говые таблицы по другим районам, где при проведении повтор­ных переписей прослеживали судьбы отдельных хозяйств.

Так, имеем работы П. А. Вихляева по Московской губер­нии 50 и А. И. Хрящевой по Тульской губернии 51.

В таблицах как по Московской, так равно и по Тульской губернии мы видим те же два социальных потока — один вос­ходящий, а другой, противоположный ему,— нисходящий*. По сравнению с Суражским уездом они выражены слабее, так как промежуток между переписями в Москве и Туле был значи­тельно более короток.

Вдумываясь в изучаемые процессы, мы должны, конечно, признать, что эти потоки обусловливаются не только демогра­фическими процессами роста и распада семей. Хозяйства мо­гут увеличиваться и уменьшаться и при неизменном составе семьи под влиянием чисто экономических причин. Кроме того,

421

хорошая и плохая народнохозяйственные конъюнктуры могут в значительной степени облегчить или затруднить семье раз­вить ее хозяйство в соответствии с собственным ростом. Од­нако все же совершенно несомненно, что демографические при­чины играют в рассмотренной динамике первенствующую роль.

В результате взаимоотношения двух взаимно противопо­ложных социальных потоков в каждый данный момент уста­навливается текущий состав крестьянских хозяйств, дающий при распределении их по посевным группам уже рассмотрен­ные нами по материалам Б. Н. Книповича кривые распреде­ления.

Если оба потока взаимно уравновешены, то, несмотря на то, что отдельные хозяйства в большом количестве будут перехо­дить из группы в группу, численное соотношение групп будет оставаться неизменным и при огульном сопоставлении только итогов двух разделенных между собою большим промежутком времени переписей мы получим картину полного статического покоя. Несмотря на то что в состав групп будут входить совер­шенно иные хозяйства, группы как таковые останутся такими же и степень неоднородности состава, или, как раньше гово­рили, дифференциации крестьянских хозяйств, будет при по­вторной регистрации той же, как и при начальной.

Однако чаще общая хозяйственная конъюнктура района, уровни цен, земельное утеснение и прочее выводят изучаемые нами социальные потоки из состояния взаимного равновесия, и тогда один из них начинает временно преобладать над дру­гими, и через несколько лет в соотношении групп происходит заметное изменение.

Так, например, если под влиянием тяжелой хозяйственной обстановки рост хозяйства молодых семей будет задержи­ваться, а процесс распада усилится, мы увидим, как это пока­зано на вышеприведенном графике, прирост наличности хо­зяйств в низших группах, это будет так называемая, согласно определению Н. П. Огановского, «общая подвижка книзу», т. е. понижение общего уровня благосостояния *.

Примером этого может как раз явиться итог исследования Г. А. Кущенко в отношении распределения суражских хозяйств по посевной площади *.

422

Процент суражских хозяйств по посевным группам

 

До 3 дес. 3,1-6,0 6,1-9,0 9,1-12,0 12,1 и выше Всего   

1882 г. 1911 г. 10,8 13,2 34,5 38,6 25,9 25,0 13,5 11,2 15,3 11,0 100,0 100,0   

Изменения в % к 1882 г. +31,5 + 12,0 -3,5 -17,0 —28,0 —  

И наоборот, если благоприятная экономическая конъюнк­тура будет способствовать быстрому росту молодых развиваю­щихся хозяйств и даст возможность этому процессу получить преобладание над процессом распада, то по истечении незначи­тельного срока можно будет отметить уже ясно обозначивше­еся нарастание высших экономических групп за счет сокраще­ния средних. В этом случае, графически изображенном нами, мы будем иметь, пользуясь термином Н. П. Огановского, «об­щую подвижку кверху» *.

Подчас сопоставление двух регистрации вскрывает нам бо­лее сложный круг явлений, чем простое преобладание одного социального потока над другим.

Так, например, процесс роста может преобладать среди мо­лодых семей, переходящих из низших экономических групп в средние, и в то же время ему будет сопутствовать процесс интенсивного раздела и упадка старых крупных семей. Тогда мы будем иметь при сравнении двух регистрации уменьшение крайних групп и значительное нарастание групп средних, как это видно из прилагаемого графика «нивелировка» и таблицы того же Г. А. Кущенко в отношении конского состава тех же суражских хозяйств *.

Суражский уезд. Процент наличных хозяйств

 

Без рабо­чего скота С 1 голо­вой рабочего скота С 2 голо­вами

рабочего скота С 3 голо­вами

рабочего скота С 4 голо­вами рабочего скота С 5 и бо­лее голо­вами рабочего скота   

1882 г. 1911 г. 10,6 9,6 27,7 24,6 29,8 40,1 14,2 15,9 9,1 6,6 8,6 3,2   

Изменения в % к 1882 г. -9,5 — 11,0 +34,6 + 12,0 —27,9 —62,8  

т

л' И наоборот, резкий экономический кризис может сильно ос­лабить рост молодых развивающихся  хозяйств   и   в  то  же

423

прежде

J-1-1-1-1-1-1-1-1-1 Дифференциация

время выявить большую устойчивость старых многорабочих и многосеющих дворов.

В результате мы будем иметь при сравнении двух перепи­сей развитие низших и высших групп за счет групп средних, как это показано на вышепомещенном графике и чему мы имеем немало примеров из истории русского крестьянского хозяйства печальной памяти конца XIX в. Этот процесс Н. П. Огановским обозначается термином «дифференциация» *, и нижеследующая таблица по Екатеринославской губернии может дать хороший пример данного типа динамики в составе крестьянского хозяй­ства:

Процент дворов

-f или

Без посева С посевом'

до 5 дес. 5—10 дес.

10—20 дес.

20—50 дес. Свыше 50 дес

4,6

19,3 28,7 35,1 11,6 0,7

6,8

15,7 28,0 29,8 17,6 2,1

+ 47,8

— 18,7 —2,5

— 15,2 + 51,7

+ 200,0

Наконец, мы можем иметь и еще более сложные системы развития в социальном составе, и в результате взаимоотноше­ния  обоих   потоков   мы   можем,   как  показано  на графике

Распределение крестьянских хозяйств

 

Площадь посева (дес )   

Годы исследования             —-^^^ Без по сева 0--1 1-2 2-4 4—6   

1917 1919 11,5 6,6 10,3 18,0 18,4 24,9 28,9 29,3 Н,7 12,4  

424

Повышение с нивелировкой

(см. с. 425), получить подвижку кверху, сопровождаемую нивели­ровкой, и подвижку книзу, сопутст-вуемую дифференциацией, и т. п.

Хорошим примером резко выра­женной нивелировки, сопровождае­мой всеобщей подвижкой книзу, яв­ляется, согласно исследованию А. И. Хрящевой, ныне пережитый нами во время войны и революции период в развитии нашего русского крестьянского хо­зяйства *.

Как видно из таблицы (см. с. 424—425), перед нами кар­тина исчезновения зажиточного и беднейшего слоев деревни на фоне ее общего обнищания.

Изложенное с достаточной ясностью устанавливает нам ме­ханизм динамики социального состава крестьянства, и мы на­стоятельно советуем нашим читателям проштудировать цити­рованные работы Н. Н. Черненкова, П. А. Вихляева, А. И. Хря­щевой и Г. А. Кущенко, вписавших одну из блестящих страниц в историю русской статистики.

После появления перечисленных работ в русских экономи­ческих кругах неоднородности крестьянских хозяйств, обнару­живаемой посевными и иными количественного характера эко­номическими группировками, стали придавать несколько иное значение и присвоили этому процессу название «демографиче­ской дифференциации», подчеркивая этим, что главной причи­ной различий в размерах хозяйств являются демографические процессы роста семей под влиянием увеличения их возраста, а не социальные моменты капитализации и пролетаризации крестьянских хозяйств, как мы полагали это раньше.

Считаем, однако, совершенно необходимым отметить, что хотя эта «демографическая дифференциация» и потеряла для нас свой социальный привкус, она тем самым приобретает для нас исключительное производственное значение. Как мы не раз пытались показать при анализе организационного плана, раз­мер сельскохозяйственных предприятий как производственного

в 25 губерниях России по площади посева (%)

 

6-8 8—Ю 10-15 15-22 22 и выше  

Всего

7,4 5,2

3,8 2,1

3,9 1,4

0,8 0,1

0,3 0,0

100,0 100,0

425

аппарата оказывает существеннейшее влияние на их организа­цию, не выводя его за пределы обычного семейного трудового хозяйства.

Тип построек и состав инвентаря, организация тягловой' силы, мера использования этих средств производства, особенно организация труда мало- и многосемейных хозяйств, даже со­став культур, денежность их, а подчас и общее направление хозяйства — все это, как мы видели52, весьма гибко отражает на себе размер трудового хозяйства.

Именно поэтому еще до революции наиболее чуткие из аг­рономов выдвинули идею дифференциальной агрономической программы, которая, помимо учета полупролетаризированных и полукапиталистических хозяйств, должна была дифференци­ровать рекомендуемые улучшения в пределах разной крупности трудовых хозяйств разных фаз их развития.

Не меньшее значение такой дифференцированный подход имеет и для кооперативной практики, и для практики мелкого кредита, и почти для всех видов экономической работы в де­ревне. К сожалению, в этой производственной плоскости проб­лема дифференциации еще только начинает исследоваться53, и глубокий анализ ее, очевидно, дело будущего.

Однако из того, что различия в размерах посевных площа­дей крестьянских хозяйств мы склонны теперь трактовать ис­ходя из демографических причин, а не социальных, вовсе нельзя делать вывода, что в нашем крестьянстве нет допод­линной социальной дифференциации, отличающей хозяйства друг от друга не по количеству, а по качеству.

Простое обывательское наблюдение жизни деревни уста­навливает нам наличность в ней элементов «капиталистической эксплуатации», и мы полагаем, что процесс пролетаризации де­ревни, с одной стороны, и некоторое развитие элементов капи­талистической формы производства — с другой, несомненно, имеют там место. Однако эти социальные процессы, по нашему мнению, следует искать не путем 'посевных и им подобных группировок, а прямым анализом капиталистических моментов в организации производства, т. е. устанавливая наличность в хозяйствах наемного труда, привлекаемого не в помощь к своему, а как база для получения нетрудовых доходов, а также наличность кабальных аренд и ростовщического кре­дита.

426

Там, где для такого рода экономических образований созда­ется подходящая народнохозяйственная обстановка, эти формы неизбежно и появляются. Как мы знаем, в большинстве стран Западной Европы и Америки весьма распространенным типом крестьянского хозяйства как раз и являются полутрудовые по­лукапиталистические «фермерские» предприятия.

Так, например, по исследованиям швейцарских хозяйств, производимым ежегодно под руководством проф. Э. Лаура, на основании разработки бухгалтерских записей, мы имеем следу­ющую таблицу:

 

Распределение хозяйств Процентное распределение затрачен­ного в хозяйстве труда Из общей суммы учтенных хозяйств   

по площади землепользо­вания (га) членов семьи наемных рабо­чих хозяйства этого размера составляют <*)   

До 5 5—10 92,6 80,6 7,4 19,4 14,1 40,7   

10—15 69,9 30,1 22,5   

15—30 52,5 47,5 15,7   

30 и выше 42,7 57,3 7,0   

Среднее 68,3 31,7 100  

На основании материалов сельскохозяйственной статистики мы могли бы установить удельный вес трудового и капитали­стического земледелия в разных странах и почти всюду отме­тили бы наряду с чисто трудовыми хозяйствами также и не­сомненные капиталистические образования.

В России этот тип хозяйства получил в крестьянской среде сравнительно малое распространение. Специальный учет кре­стьянских хозяйств, пользующихся наемным трудом, произве­денный В. Г. Громаном по разным уездам Пензенской губер­нии, дал нам для этих хозяйств скромный процент 3—5. *

По данным Старобельского бюджетного исследования мы имеем процент наемного труда для земледельческих хозяйств 9,9, а для всей хозяйственной деятельности семьи (с промыс­лами)— 5,5.

Г. А. Кущенко в своем сопоставлении переписей Суражского уезда 1882 и 1911 гг. дает следующую очень интересную таб­лицу *: 427

 

Группа хозяйств (дес ) Процент хозяйств, нани­мавших годовых и сроко-вых рабочих (%) На одно нанимавшее хозяй­ство приходилось батраков   

  

1882 г 1911 г. 1882 г 1911 г.  

0—3,0 3,1—6,0 6,1—9,0 9,1—12,0 12,1 и выше

1,3 1,2 2,1 3,0 7,1

0,4 1,5 3,3 5,0 6,9

1,0 1,0 1,2 1,1 1,3

Среднее

2,6

2,7

1,2

1,2

Таким образом, в пределах русского крестьянства социаль­ная дифференциация находится еще в зачаточном состоянии, и мы не беремся судить, поскольку полутрудовое полукапита­листическое хозяйство «фермерского» типа сможет расширить свои позиции при теперешней тяге русского крестьянства к ху­торам. Надо надеяться, что трудовое хозяйство, усиленное сво­ими кооперативными организациями, сможет отстоять свои по­зиции, как в былое время отстаивало их от хозяйств крупнока­питалистического типа.

Впрочем, как совершенно справедливо указал П. А. Вихляев в своем последнем докладе научно-исследовательскому инсти­туту экономических наук, при анализе развития капиталистиче­ского земледелия нужно исследовать процессы дифференциа­ции не только крестьянского хозяйства, а всех земледельческих хозяйств, вместе взятых *. Рассматривая процесс в этом объ­еме, мы для дореволюционной России наглядно видели про­цесс капиталистической дифференциации, так как средние и мелкопоместные хозяйства, являвшиеся остатком крепостной эпохи, быстро таяли, а их земли захватывались или мелкими крестьянскими хозяйствами или крупными типично предпри­нимательскими хозяйствами, соединенными часто с промышлен­ной переработкой сельскохозяйственных продуктов.

Однако хотя это и выходит за пределы нашей темы, мы должны подчеркнуть, что если элементы капиталистической организации производства и не получили в среде русского кре­стьянства сколько-нибудь значительного развития, то проле­таризация части крестьянства в густонаселенных районах шла перед революцией весьма быстрым темпом, нося явно инду­стриальный характер и представляя собою вполне закономер­ный отлив сельского населения в промышленные и городские центры.

Впрочем, для нас, изучающих трудовое хозяйство в земле­делии, затронутые нами темы, несмотря на их исключительно

428

острый и злободневный народнохозяйственный интерес, пред­ставляют значительное отклонение в сторону, пресекая кото­рое, нам надлежит вернуться к основным темам нашего иссле­дования.

Для нас важно то, что процесс демографической дифферен­циации, зависящий от биологического роста семей, по сути дела, не нов и, в сущности говоря, статичен.

Динамические процессы сельскохозяйственной пролетари­зации и концентрации производства в формах создания круп­ных сельскохозяйственных производств, работающих на наем­ном труде, развиваются во всем мире, и в СССР в частности, далеко не с такой быстротой, как это ожидалось в конце XIX в. Полоса пронесшихся аграрных революций даже укре­пила как будто бы позиции мелких хозяйств. Тем не менее для каждого работающего в области сельского хозяйства ясно, что буквально на наших глазах сельское хозяйство мира, а в том числе и наше, больше и больше втягивается в общий оборот мирового хозяйства и центры капиталистического хо­зяйства все больше и больше подчиняют его своему руковод­ству.

Говоря иначе, если в производственном отношении в види­мых формах организации новых крупных предприятий процесс концентрации в сельском хозяйстве и мало выражен, то в хо­зяйственном отношении капитализм как народнохозяйственная система делает весьма большие завоевания в сельском хозяй­стве.

В каких же формах это совершается? Где те социальные нити, которые связывают хозяйство Сидора Карпова, затеряв­шееся в пермских лесах, с лондонскими банками и заставляют его испытывать на себе влияние биения пульса лондонской биржи. г

Новейшие исследования развития капитализма в земледе­лии, в особенности же работы В. И. Ленина об американском сельском хозяйстве *, а отчасти и Р. Гильфердинга о финансо­вом капитале *, П. И. Лященко о торговом капитализме в Рос­сии * и других, указывают нам, что вовлечение сельского хозяйства в общую систему капитализма вовсе не должно обя­зательно происходить в форме создания крупнейших капитали­стически организованных производств, построенных на базе наемного труда. Повторяя этапы развития промышленного ка­питализма, сельекое хозяйство, выходя из форм полунатураль­ного бытия, попадает под власть торгового капитализма, кото­рый подчас в форме весьма крупных торговых предприятий вовлекает в сферу своего влияния массы распыленных крестьян­ских хозяйств и, овладев связями этих мелких товаропроизво­дителей с рынком, хозяйственно подчиняет их своему влиянию и, развивая систему кабального кредита, превращает организа­

429

цию сельскохозяйственного производства чуть ли не в особый вид раздаточной конторы, построенной на «системе выжима­ния пота». Достаточно в этом отношении припомнить те при­меры капиталистической эксплуатации, которые московская хлопковая фирма Кнопа применяла к сартам-хлопководам *, закупая еще весною их урожай, выдавая задатки на продоволь­ствие и кредитуя семенами и средствами производ­ства.

Именно эти-то торговые связи, превращающие натуральное изолированное семейное хозяйство в хозяйство мелкого товаро­производителя, всегда являются первым орудием, организую­щим распыленные крестьянские хозяйства, и пролагает пер­вые пути проникновения в деревню капиталистических отно­шений.

Через эти связи каждое мелкое крестьянское предприятие делается органической частью мирового хозяйства, испытывает на себе влияние развития мировой народнохозяйственной жи­зни, властно направляется в своей организации требованиями капиталистического мирового хозяйства и в свою очередь вме­сте с миллионами себе подобных влияет на всю систему ми­рового хозяйства.

Весьма малоизученная система местного сельского базара, на котором крестьянин реализует свой урожай и закупает нуж­ные ему предметы и вокруг которого кристаллизуются все эко­номические отношения деревни, представляет собою первичную ячейку этого народнохозяйственного организма.

Русские статистические работы последних лет, изучающие так называемые районы торговых тяготений, с большой мерой наглядности выделили эти первичные неделимые народного хо­зяйства, слагающиеся по произволу экономической жизни и пу­тей сообщения, вне зависимости от естественно-исторических районов и административных границ.

Так, например, П. А. Вихляев установил в 1915 г. для нужд продовольственного дела своеобразную систему торгового тя­готения отдельных деревень Московской губернии в отношении к закупке хлеба.

Г. И. Баскин проделал аналогичную работу для селений Самарской губернии в отношении их к сбыту хлеба и дал при­лагаемую карту * (с. 431).

Наблюдение местной жизни показывает, что базарный пункт является для района своего тяготения сосредоточением всей местной торговой, кооперативной, деловой и даже духов­ной жизни, так как личные связи жителей района тяготения объединяются тем же базаром, где они неизменно встречают друг друга.

Базары в свою очередь тяготеют к тому или иному центру более крупной оптовой торговли и строят прочными связями

430

торгового аппарата из распыленных крестьянских хозяйств не­которое народнохозяйственное целое.

Изучая строение торгового аппарата для рынков сбыта раз­личных сельскохозяйственных продуктов, мы можем отметить пять основных ступеней товарного пути сельскохозяйственных продуктов:

I. Распыленный по отдельным производителям товар соби­рается рядом скупщиков и прасолов и концентрируется в их руках.

431

Посредник

о

О

II. Собранный скупщиками товар подвергается грубой сор­тировке и перевозится из мест сборки в местные центры опто­вой торговли.

о

1 о

О?

о

III. В оптовых центрах товар подвергается сортировке и рас­пределению по направлениям дальнейшего движения.

Рис. 1

IV. Собранный в центре и рассортированный товар перево­зится в местные потребительские оптовые центры.

V. Из местных оптовых центров товар с помощью торгового распределительного аппарата (местных лавочников и других торговцев) поступает к распределителю.

Такова общая схема, применительно к каждому товару она резко видоизменяется и приобретает индивидуальные характер­ные черты.

Так, например, если мы возьмем такой продукт, как сено, то организацию его рынка следует считать чрезвычайно упро­щенной.

Большая часть товара непосредственно переходит от про­изводителя к потребителю, и если в доставке сена на городские рынки и существуют посредники, то все же число их ограни­чено.

Графическое изображение сенного рынка даст нам очень простую схему (см. рис. 1).

Совершенно иную картину дает нам сбыт мяса, например на мясной рынок города Москвы в его довоенных формах.

Мясной скот, откормленный в помещичьих или крестьянских хозяйствах, скупался на месте гуртовщиками или прасолами, затем привозился последними в Москву на очередную пло­щадку.

На площадке скот переходил в руки крупных торговцев — комиссионеров. На московском рынке означенные «комиссио­неры» являлись 'почти полными хозяевами рынка.

Комиссионеры перепродавали скот так называемым быко-бойцам, которые убивали животных на бойне и, разделив быка на мясную тушу, кожу и голье, направляли на желатиновые и другие утилизационные заводы, а мясо — крупным и мелким мясникам и на консервные фабрики.

Таким образом, организация рынка мяса является очень сложной и в графическом виде дает довольно запутанную схему.

Еще более сложную картину дают кожи, лен, хлопок и дру­гие подобные им товары.

432

^Комиссионер

Торговцы гольем

Желатиновые и пр заводы

Рис 2 Московский рынок мяса

При этом необходимо отметить, что для многих продуктов пути следования товаров оказываются различными для разных рынков. Так, изучая строение льняного рынка, мы прежде всего должны отметить большую разницу между западными льняными районами, продающими за границу, и восточными, обслуживающими внутренний спрос.

На западе значительно большее число посредников, рыноч­ные отношения сложнее и запутаннее. Схематически западный тип довоенной рыночной организации и движения товара мо­жно представить следующим графиком (с. 434).

Лен, привезенный крестьянином на базар, попадает в руки мелких скупщиков, которые, производя грубую сортировку то­вара, перепродают его местным городским торговцам или аген­там иностранных экспортных контор, которые самостоятельно или через посредников переправляют его за границу. Попав­ший в Западную Европу товар иногда еще раз переходит из рук в руки и попадает в конце концов на льнопрядильни.

Описанный аппарат захватывает сотнями тысяч своих раз­ветвлений всю толщу крестьянских хозяйств и, оставляя их производственно свободными, хозяйственно овладевает ими всецело.

Доходы, уровень благосостояния, сила капиталообразования какого-нибудь гжатского льнопроизводящего хозяйства начи­нают в высшей мере зависеть от чисто капиталистических отно­шений Западной Европы, а подчас и от условий финансирова­ния прядилен Белфаста американскими банками.

Нередко торговый аппарат, заинтересованный в стандартно­сти собираемого товара, начинает активно вмешиваться и в ор­ганизацию самого производства, ставя свои технические усло­вия, выдавая семенной материал и удобрения, обусловливая севооборот и превращая своих клиентов в технических выпол­

433

Рис. 3. Рынок льна (западные губернии)

нителей своих предначертаний н своего хозяйственного плана. Характерным примером такого рода образований у нас были плантаторские посевы свеклы на крестьянских полях по дого­ворам с сахарными заводами или подрядчиками. Овладев пу­тями сбыта и создав себе сырьевую базу, деревенский капита­лизм начинает проникать и в самое производство, отщепляя от крестьянского хозяйства отдельные отрасли, по преимуще­ству в области первичной переработки сельскохозяйственного сырья и вообще отраслей, связанных с механическими процес­сами. Переезжающие предпринимательские паровые молотилки на юге России, мелкие маслодельные заводики Сибири в конце XIX в., мастерские по льнообработке во Франции и кое-где у нас в льняных губерниях дают этому наглядные примеры.

Если к этому прибавить в наиболее развитых капиталисти­ческих странах, как, например, в Северной Америке, широко развитый ипотечный кредит, финансирование хозяйств в обо* ротный капитал, диктующую роль капитала, вложенного в транспортные, элеваторные, ирригационные и иные предпри­ятия, то перед нами раскроются новые формы проникновения* капитализма в земледелие, превращающие фермера в рабо­чую силу, работающую с чужими средствами производства, а земледелие, несмотря на видимую распыленность и самосто-1 ятельность мелких товаропроизводителей,— в систему хозяй­ства, капиталистически концентрированную в ряд крупнейших предприятий и входящую через них в сферу контроля высших форм финансового капитализма. Недаром, по исчислению проф. Н. П. Макарова, из доходов фермерского хозяйства, ре­ализуемых на оптовых биржах Америки, только 35 %  идет

434

фермеру, а остальные 65 % усваивает железнодорожный, эле­ваторный, ирригационный, финансовый и торговый капитал *.

По сравнению с этой вертикальной капиталистической кон­центрацией маленькой деталью являлся бы переход хозяйств от 10-гектарного размера к размерам в 100 или 500 га w соответ­ственному переходу значительной части фермеров от полупро­летарского положения к явно пролетарскому.

И если эта деталь не имеет места, то, очевидно, потому, что капиталистическая эксплуатация приносит • большие проценты именно в форме вертикальной, а не горизонтальной концентра­ции, перекладывая к тому же риск предприятия в значитель­ной доле с владельца капитала на фермера.

Описанная форма концентрации сельскохозяйственного про­изводства свойственна почти всем молодым земледельческим странам, ведущим массовое производство однотипных продук­тов на далекие, по преимуществу экспортные, рынки.

Иногда эта вертикальная концентрация сообразно сложив­шейся народнохозяйственной обстановке принимает не капита­листические, а кооперативные или смешанные формы. В этом случае контроль над системой торговых, элеваторных, мелиора­ционных, кредитных и перерабатывающих сырье предприятий, концентрирующих и руководящих процессом сельскохозяйст­венного производства, частью или целиком принадлежит не держателям капитала, а организованным мелким товаропроиз­водителям, вложившим в предприятия свои капиталы или же сумевшим создать капиталы общественные.

Возникновение и развитие кооперативных элементов в про­цессе вертикальной концентрации сельского хозяйства стано­вятся возможными только в известных фазах самого процесса и при обязательной предпосылке относительной слабости мест­ного капитала. В данном случае мы умышленно подчеркиваем слово «относительной», так как эта относительная слабость местных предпринимателей-капиталистов может получиться не только в силу их собственной абсолютной слабости, но также и в силу, с одной стороны, зажиточности самого крестьянского хозяйства (Дания), а с другой стороны, ввиду того что за ко­оперативными элементами могут стоять финансирующие их ре­сурсы государства илл крупного экспортного или индустриаль­ного капитала, нуждающегося в нефальсифицированном сырье.

Наглядным примером этого процесса является развитие Си­бирской маслодельной кооперации.

В конце XIX в., после проведения великого сибирского же­лезнодорожного пути, в Западной Сибири сложилась на базе обильных кормовых угодий чрезвычайно выгодная конъюнк­тура для развития экспортного маслоделия.

В районе Курганского, Ишимского и других округов по­являются один за другим  мелкие  предприниматели,  вскоре

435

покрывшие район небольшими маслодельными заводами и тем начавшие в капиталистических формах процесс вертикальной концентрации западно-сибирского сельского хозяйства. Сибир­ское маслоделие, созданное мелким грюндером, сняло в тече­ние десятилетия сливки с благоприятной конъюнктуры и натк­нулось на жестокий кризис из-за чрезмерного количества по­настроенных заводов и их ожесточенной конкуренции как из-за молочной базы, так равно и при реализации масла. Держав­шись ряд лет не столько доходами от масла, сколько прибы­лями от заводских лавок и расчета товарами за забор молока, эти заводы влачили жалкое существование и начали один за другим закрываться.

Для крестьянских хозяйств, уже перестроившихся в товар­ные молочные формы, это закрытие угрожало тяжелыми убыт­ками, и, не желая возвращаться к формам натурального быта, они с исторической неизбежностью должны были поставить перед собою вопрос о взятии закрывающихся заводов в свои крестьянские руки на артельных началах.

Появившиеся таким образом кооперативные заводы выде­лились качеством своего товара над фальсифицированным предпринимательским маслом и получили в своем развитии финансовую поддержку торгового капитала в лице датских и английских экспортных фирм, имевших в Кургане и других городах свои сибирские конторы, и быстро вытеснили частного предпринимателя из сферы производства масла.

Таким образом, концентрация сибирского маслоделия, на­чатая мелким промышленным капиталом^ продолжается при поддержке крупного торгового капитала в кооперативных фор­мах и, быстро вырастая, вскоре порывает свою связь с экспорт­ным торговым капиталом. Сибирский союз маслодельных арте­лей сам выходит на лондонский рынок и, опираясь на банков­ский кредит, освобождается от всякого влияния торгового капитала.

В несколько иных формах, но в том же типе динамики и так же проходя различные фазы связи с капиталистическими группами, развивались до войны и другие виды сельскохозяй­ственной кооперации.

Сказанного совершенно достаточно для того, чтобы понять сущность сельскохозяйственной кооперации как глубокого про­цесса вертикальной концентрации сельского хозяйства. Причем необходимо отметить, что в кооперативных формах процесс этот идет гораздо глубже, чем в формах капиталистических, так как кооперативным формам концентрации крестьянин сам передает такие отрасли своего хозяйства, которые капитализму никогда не удается оторвать от крестьянских хозяйств в про­цессе борьбы.

Таково наше понимание вертикальной концентрации сель­

436

скохозяйственного производства в условиях капиталистиче­ского общества — концентрации, проникающей как в чисто ка­питалистических, так равно и в кооперативных формах.

Изложив это понимание, мы подошли к основному, самому главному и самому важному из вопросов о судьбах нашего сельского хозяйства.

Всем известно, что основным фактом нашего народного хо­зяйства является то обстоятельство, что республика наша яв­ляется земледельческой страной, в которой более половины на­ционального дохода получается от земледелия и скотоводства.

Сообразно этому наше сельское хозяйство представляет со­бою мощный народнохозяйственный фактор, во многом опре­деляющий собою народное хозяйство СССР.

Однако в отличие от обрабатывающей промышленности, горного дела и транспорта, главнейшие отрасли которых в на­шей республике концентрированы в крупнейшие предприятия, находящиеся в управлении или под контролем государствен­ных органов, социально-экономическая структура земледель­ческого хозяйства представляет собою стихию 18,5 млн. распы­ленных мелких крестьянских хозяйств, развивающихся под дав­лением стихийных факторов и малоподдающихся какому-либо регулированию.

Если мы не хотим, вообще говоря, рисковать устойчивостью и маневренной гибкостью самой системы государственного ка­питализма, мы не можем оставить главнейшую отрасль нашего народного хозяйства в состоянии стихийных форм развития. Поскольку наше земледелие будет носить стихийный характер, мы должны будем всегда принимать как данное и наш внут­ренний спрос, и запасы сырья — как количественно, так равно и качественно. Это означает также и отказ от свободы плано­вого строительства и в обрабатывающей промышленности.

Несомненно, что ряд мероприятий общей экономической по­литики в областях транспортной, таможенной, налоговой и дру­гих может оказывать подчас очень сильное косвенное влияние на строительство и развитие крестьянских хозяйств, однако для задач государственного капитализма этого влияния недоста­точно, и мы должны стремиться к прямому организационному овладению стихийным крестьянским хозяйством.

Имея перед собою это исходное положение, мы должны при­знать, что основным и наиболее сложным вопросом нашей си­стемы государственного капитализма является вопрос о том, какими методами мы можем увязать эту крестьянскую стихию в общую систему государственного капитализма и, подчинив регулирующему влиянию государственных центров, ввести в общую систему нашего государственного планового хозяй­ства.

При разработке этих методов мы должны, однако, учиты­

437

вать и то обстоятельство, что основной идеей самой системы государственного капитализма является признание ее переход­ной формой к законченной социалистической организации на­родного хозяйства.

Сообразно этому, увязывая нашими мероприятиями кресть­янскую стихию и организуя ее в общую систему планового хо­зяйства СССР, мы должны иметь в виду и эту конечную цель и вводить в будущую организацию земледелия такие элементы, дальнейшее развитие которых перерастало бы самое систему государственного капитализма и могло бы быть основой для будущей социалистической системы народного хозяйства.

Таков самый важный вопрос современной фазы развития нашего народного хозяйства и самая актуальная проблема эко­номической политики СССР.

В настоящее время в этом вопросе уже не существует двух мнений, и все организаторы сельского хозяйства уверенно по­лагают, что главнейшими методами в работе по реорганизации нашего земледелия явятся методы вертикальной концентрации. Мы с этим не можем не согласиться, однако для вполне со­знательного решения должны уяснить себе:

1) какие внутренние изменения должны произойти в про­цессах вертикальной концентрации земледелия, и в частности в ее кооперативных формах, при замене режима капиталисти­ческого общества режимом переходной системы государствен­ного капитализма и впоследствии режимом социалистической организации производства;

2) нужны ли нам в нашей сегодняшней организационной работе над крестьянским хозяйством методы вертикальной кон­центрации в качестве актуального орудия экономической по­литики и в каких формах.

Не нужно большого труда для того, чтобы ответить на вто­рой из поставленных вопросов.

Поскольку организационное овладение процессами сельско­хозяйственного производства возможно только при замене рас­пыленного крестьянского хозяйства формами производства концентрированного, мы должны всячески развивать те про­цессы деревенской жизни, которые ведут к этой концентрации.

Путь горизонтальной концентрации, с которым обычно свя­зывают у нас представление о крупной форме производства в земледелии, в стране мелкого крестьянского хозяйства исто­рически должен мыслиться в формах стихийной дифференциа­ции крестьянских хозяйств, т. е. образования из беднейшей ча­сти их пролетарских кадров, выпадения середняков и концент­рации производства в зажиточных группах, строящих его на капиталистических началах и на привлечении наемного труда.

Этот процесс, как обычно полагают, должен был бы при своем развитии привести к постепенному созданию крупных и

438

технически достаточно хорошо организованных хозяйств, ко­торые в известный момент сложения социалистического хозяй­ства предполагались быть национализированными и образо­вать собою систему «фабрик зерна и мяса».

Само собою понятно, что в условиях советской деревенской политики, при наличии нашего земельного кодекса и вообще режима национализации земель этот путь отпадает совершенно. Исторически развитие пролетаризации крестьянства ни в коем разе не может входить в состав элементов советской политики. В процессе революции мы не только не могли концентриро­вать в производственные крупные единицы распыленные земли, но и исторически вынуждены были, наоборот, распылить зна­чительную часть земельного фонда старых крупных хозяйств.

Сообразно этому единственной формой горизонтальной кон­центрации, которая в настоящее время может иметь место и фактически происходит, является концентрация крестьянских земель в крупные производственные единицы в формах всякого рода сельскохозяйственных коллективов, в виде сельскохозяйст­венных коммун, артелей и товариществ по совместной обра­ботке земель, поскольку, конечно, они создаются на крестьян­ских землях, а не на базе принятия в эксплуатацию старого имения.

Процесс этот протекает в значительных размерах, но все же не имеет и не может иметь того массового размера, на ко­тором можно было бы строить всю политику концентрации сельскохозяйственного производства. Поэтому главнейшей формой проведения концентрации в области крестьянских хо­зяйств может быть только путь концентрации вертикальной, и притом в ее кооперативных формах, так как только в коопе­ративных формах она окажется связанной органически с сель­скохозяйственным производством и сможет получить надле­жащий по глубине захват.

Иначе говоря, единственно возможный в наших условиях путь внесения в крестьянское хозяйство элементов крупного хозяйства, индустриализации и государственного плана — это путь кооперативной коллективизации, постепенного и после­довательного отщепления отдельных отраслей от индивидуаль­ных хозяйств и организации их в высших формах крупных об­щественных предприятий.

Изложенное понимание сельскохозяйственной кооперации придает ей значение едва ли не единственного метода вовлече­ния нашего сельского хозяйства в систему государственного капитализма.

А это в настоящее время представляет собою основную нашу задачу.

Сельскохозяйственная кооперация возникла у нас задолго до революции. Она существовала и существует в ряде капита­

439

листических стран. Однако и у нас до революции, и во всех капиталистических странах она представляла собою не более как приспособление мелких товаропроизводителей к условиям капиталистического общества, не более как оружие в борьбе за существование. Никакого нового общественного строя она не представляла и не могла представлять.

Положение вещей совершенно изменяется, поскольку вместо обстановки капиталистического общества система сельскохо­зяйственной кооперации с ее общественными капиталами, вы­сокой концентрацией производства при плановом характере работы попадает в условия социалистического общества или по крайней мере существующей у нас системы государствен­ного капитализма.

В этом случае именно благодаря высокой вертикальной концентрации и централизации кооперативной системы она в лице своих центров смыкается с руководящими органами го­сударственного хозяйства и из простого орудия мелких товаро­производителей, созданного ими в борьбе за существование в капиталистическом обществе, превращается в одну из глав­ных слагающих социалистической системы производства.

Говоря иначе, из технического орудия социальной группы или даже класса она превращается в одну из основ хозяйст­венного уклада нового общества.

Это понимание народнохозяйственного значения сельскохо­зяйственной кооперации в сущности предопределяет собою ос­новные линии нашей земледельческой политики.

Однако принимая в отношении к сельскому хозяйству прог­рамму вертикальной концентрации в ее кооперативных формах и стремясь через систему кооперативных объединений и сою­зов установить непосредственную связь каждого крестьянского хозяйства с центральными органами государственного капита­лизма и тем вовлечь его в общее русло планового хозяйства, мы должны предвидеть значительную продолжительность этого процесса.

Подобно последовательным фазам развития капитализма от первоначальных форм элементарного торгового капитализма и мануфактуры к фабрике и трестированию всей индустрии, го­сударственный капитализм, развивающийся в отношении сель­ского хозяйства в кооперативных формах, неминуемо должен пройти ряд последовательных фаз своего исторического раз­вития.

Начинаясь обычно с объединения мелких производителей в области заготовки средств производства земледелия, коопе­рация весьма скоро переходит к организации кооперативного сбыта сельскохозяйственных продуктов, развертывая его в фор­мах гигантских союзов, объединяющих сотни тысяч мелких производителей.   Поскольку  операции  этого  посреднического

440

типа приобретают надлежащий размах и прочность, на их базе слагается хорошо работающий и сильный кооперативный аппа­рат и, что особенно важно, происходит по аналогии с разви­тием капитализма первоначальное накопление кооперативного капитала. В этой фазе развития сельскохозяйственная коопе­рация под давлением требований рынка с исторической необ­ходимостью развертывается в сторону организации при сбы­товых операциях первичной переработки сельскохозяйственного сырья (кооперация маслодельная, картофелетерочная, консерв­ная, льнотрепальная и проч.), выделяет соответствующие от­расли из крестьянского хозяйства и, индустриализируя де­ревню, тем овладевает всеми командующими позициями дере­венского хозяйства. В наших условиях благодаря содействию государства и государственному кредитованию эти процессы развития ускоряются и могут происходить одновременно и вза­имно переплетаясь.

Кооперировав сбыт и техническую переработку, сельскохо­зяйственная кооперация тем самым производит концентрацию и организацию сельскохозяйственного производства в новых и высших формах, заставляя мелкого производителя видоизме­нять организационный план своего хозяйства сообразно поли­тике кооперативного сбыта и переработки, улучшать свою тех­нику и переходить к усовершенствованным методам земледе­лия и скотоводства, обеспечивающим стандартность продукта, подвергая его тщательной сортировке, переработке, упаковке, консервированию сообразно требованиям мирового рынка.

Однако, добившись этого успеха, кооперация неизбежно развивает достигнутый успех далее, в сторону еще большего захвата производственных отраслей крестьянского хозяйства (машинные товарищества, случные пункты, контрольные и пле­менные союзы, совместная обработка, мелиорация и проч.), причем часть покрытия расходов по этим производственным видам кооперации производится и принципиально должна про­изводиться за счет прибылей по сбыту, закупке и кредиту.

При параллельном развитии электрификации, технических установок всякого рода, системы складочных и общественных помещений, сети усовершенствованных дорог и кооперативного кредита элементы общественного капитала и общественного хозяйства количественно нарастают настолько, что вся система качественно перерождается из системы крестьянских хозяйств, кооперирующих некоторые отрасли своего хозяйства, в систему общественного кооперативного хозяйства, построенную на базе обобществления капитала и оставляющую техническое выпол­нение некоторых процессов в частных хозяйствах своих членов почти что на началах технического поручения.

Таково происхождение новых форм земледелия, построен­ного по принципу вертикальной концентрации. В своем насто-

441

ящем положении кооперативное движение в разных районах находится в различных фазах своего постепенного развития и в то же время, как в некоторых губерниях СССР, мы видим перед собою только первые зачатки сбытовой и закупочной ко­операции. Такие районы, как знаменитая Шунгенская волость, Боровичско-Валдайский район, Великие Соли, Бурцево и Ку-рово Московской губернии, дают нам примеры глубочайшего проникновения элементов кооперативной концентрации в са­мую толщу сельскохозяйственного производства и сбыта.

Вот те формы эволюции крестьянского хозяйства как народ­нохозяйственного пласта, на путь которых оно уже ступило и чистоту которых должно всемерно блюсти, если не желает, чтобы вертикальная концентрация сельскохозяйственного про­изводства пошла по капиталистическому варианту, с неизбеж­ностью приводящему к тягчайшим формам капиталистической эксплуатации.

Просматривая описываемую нами эволюцию крестьянских хозяйств, мы должны, конечно, проследить и те изменения, ко­торые по мере обобществления отдельных звеньев организаци­онного плана должны совершиться в основных устоях семей­ного хозяйства, в механизме внутрихозяйственного равновесия и в свойственном ему процессе капиталообразования.

По всем вероятиям, в первых фазах развития кооперации эти изменения не будут особенно велики, но несомненно, что по мере количественного нарастания в нашей деревне элементов общественного хозяйства мы столкнемся с развитием новой хозяйственной психологии и ожидаемая нами эволюция земле­делия во многом явится постепенным отрицанием тех основ семейного хозяйства, которые установлены были в нашем ис­следовании в отношении крестьянского хозяйства нашего времени.

эн

КОММЕНТАРИИ

УЧАСТКОВАЯ АГРОНОМИЯ И ОРГАНИЗАЦИОННЫЙ ПЛАН КРЕСТЬЯНСКОГО ХОЗЯЙСТВА

Работа была представлена А. В. Чаяновым в виде доклада на Мо­сковском областном съезде деятелей агрономической помощи населению в 1911 г. В ней поддерживается и развивается идея, высказанная А. Ф. Фор­тунатовым и другими русскими теоретиками агрономического дела, о необ­ходимости перехода от уездной агрономии к участковой. Агроном прибли­жался, таким образом, к крестьянину, оказываясь вынужденным вникать во все тонкости семейного хозяйства. Но Чаянов идет дальше Фортунатова. Он не просто выдвигает лозунг участковой агрономии, но и придает ей кон­кретную цель — разработку организационного плана крестьянского хозяй­ства. Концепция организационного плана была разработана немецкой шко­лой Betriebslehre в лице Т. Гольца, Г. Крафта и других; это была по сути одна из первых попыток обосновать крестьянское самоуправление, «самопла­нирование». Однако она была выработана немецкими учеными иа примере капиталистических предприятий. Между тем, как указывал Чаянов, крестьян­ское семейно-трудовое хозяйство имело свои специфические особенности, от­личающие его от капиталистического фермерства.

Таким образом, в докладе 23-летнего ученого нашли отражение три главных опорных пункта его будущей теории семейно-трудового хозяйства: улучшения в крестьянском труде, организационный план, особая мотивация семейного хозяйства.

с. 52

* Имеется в виду первый московский съезд деятелей агрономической по­мощи местному хозяйству, проходивший 10—19 февраля 1901 г.

* Фортунатов А. Ф. Задачи деятельности русских местных агрономов// Труды съезда деятелей агрономической помощи местному хозяйству (10— 19 февраля 1901 г.). М., 1901. С. 5. (страницы указаны по докладу Фор­тунатова) .

с. 53

* По всей вероятности, А. В. Чаянов подразумевает фразу профессора И. А. Стебута о том, что «сельскохозяйственная школа может только под­готовлять своих воспитанников к практической деятельности, но не может выпускать практических деятелей» (Стебут И. А. Избранные сочинения: В 2 т. М„ 1957. Т. II. С. 540).

* См., напр.: Тейтель А. В. Элементы участковой агрономии. Спб., 1909; Сокальский Л. П. Общественная агрономия и наши агрономические .учебные

443

заведения. Одесса, 1905; Маньковский К. Г. О ближайших задачах участко­вой агрономии//Труды областного съезда представителей земств и сельских хозяев Юга России. Екатеринослав, 1910. Т. II.

* Чаянов А. В. Внешкольное сельскохозяйственное образование в Бель-гии//Вестник сельского хозяйства. 1909. № 41. С. 7. О впечатлениях Чаянова об организации общественной агрономии в Бельгии см. также: Он же. Письма из сельскохозяйственной Бельгии//Там же. № 33, 36, 40, 41, 42, 45; Он же. Сельскохозяйственный кредит в Бельгии//Там же. 1910. № 6, 7, 10, 11, 15, 16—17; Он же. Страхование скота в Бельгии// Там. же. № 37—41.

с. 54

* Сокальский Л. П. Объекты агрономического воздействия//Труды обла­стного съезда представителей земств и сельских хозяев Юга России. Екате­ринослав, 1910. Т. III. С. 647.

* Там же, с. 647.

с. 56

* Чаянов А. В. Странствующие кафедры в Италии//Вестник сельского хозяйства. 1908. № 33. С. 6—7; № 34. С. 8—10; Он же. Кооперация в сель­ском хозяйстве Италии. М., 1909.

с. 57

* См. примечание к с. 53.

с. 60

* Маньковский К. Г. О ближайших задачах участковой агрономии// Труды областного съезда представителей земств и сельских хозяев Юга Рос­сии. Екатеринослав, 1910. Т. II. С. 423—424.

с. 62

* См. Kraft G. Lehrbuch der Landwirtschaft auf wissenschaftlicher und praktischer Grundlage. Berlin, 1904. B. 4. «Betriebslehre»; Гольц Т. Оценка зе­мель и имений. Вып. 1. Цели и виды таксации земель: Пер. с нем. О. Хауке. М.,1905; Он же. Сельскохозяйственное счетоводство. 3-е изд.: Пер. с нем. В. Брунста/Под. ред. и с прим. А. Ф. Фортунатова. М., 1925. ■

с. 63

* Подсчеты производились по данным, приведенным в книге: Чаянов А. В. Лен и другие культуры в организационном плане крестьян­ского хозяйства нечерноземной России. Вып. 1. М., 1912. С. 16, 64—65, 100—103.

* Фортунатов А. Ф. Конспект по сельскохозяйственной экономии и ста­тистике М, 1904. С. 165.

с. 64

* Кирсанов Д. И. Общие основания деятельности ирбитского уездного агронома//Труды совещания председателей уездных земских управ и состава губернской управы с участием агрономов по вопросу о реорганизации зем­ского агрономического института Пермской губернии (20—23 марта 1900 г.). Пермь, 1900. С. 65.

* Щербина Ф. А. Крестьянские бюджеты. Воронеж, 1900. С. 135.

444

ОЧЕРКИ ПО ТЕОРИИ ТРУДОВОГО ХОЗЯЙСТВА. ВЫП 1. СООТНОШЕНИЕ ПРОИЗВОДСТВА И ПОТРЕБЛЕНИЯ

Впервые была опубликована в 1912 г. в журнале «Труды Московского общества сельского хозяйства» /вып. 52/, затем вышла отдельным изданием (Чаянов А. В. Очерки по теории трудового хозяйства. Вып. 1. Соотношение производства и потребления. М., 1912. С. 1—24). Работа была написана в Париже, во время зарубежной командировки, когда 24-летний автор нахо­дился под сильным влиянием школ предельной полезности и предельной про­изводительности. Главной целью книги, как заявлял А. В. Чаянов, было «не столько разрешение, сколько постановка вопросов о крестьянском трудовом хозяйстве». Эту задачу автору отчасти удалось решить. Однако брошюра грешит чрезмерной математизацией теории, преувеличивает влияние коэффи­циента «едоки/работники» на высоту крестьянского бюджета, пестрит произ­вольными предположениями, которые автор сам же и опровергает. Впослед­ствии А. В. Чаянов преодолел эти недостатки, учтя критические замечания С. Н. Прокоповича, С. А. Первушина и других экономистов. Работа представ­ляет собой начальный этап выработки его взглядов на семейно-трудовое хо­зяйство, подготовивший его монографию «Организация крестьянского хозяй­ства» и заостривший внимание науки на проблемах равновесия производства и потребления в крестьянских хозяйствах.

с. 70

* Здесь не принимаются во внимание качественные аспекты трудовой деятельности, характер применяемых средств производства и другие фак­торы.

* Автор использует статический метод анализа, рассматривая затраты в относительно небольшой промежуток времени, например в течение рабо­чего дня. При динамическом подходе этот постулат не выполняется.

* Здесь также подразумеваются ограниченный промежуток времени и сопоставление по взаимозаменяемым видам продукта для каждого субъекта. При переходе к динамической точке зрения и включении в набор разнород­ных продуктов картина меняется.

с. 74

* В оригинале: xi = am.

* Имеется в виду оценка однокачественного труда с точки зрения каж­дого данного хозяйствующего субъекта. При разнородных видах труда для разных субъектов возникает иной механизм сопоставления тягостности за­трат и количества труда.

с. 75

X fi Хц

* В оригинале -<-.

т       т

* Это положение в некотором смысле тавтологично: по мере увеличения производительности труда падает его количество, приходящееся на единицу продукта, или, наоборот, возрастает объем продукта, созданного в единицу времени при данных затратах живого труда.

* Данные по оплате 1 раб. дня в полеводстве и луговодстве для работ­ника вообще взяты из книги: Чаянов А. В. Лен и другие культуры в орга­низационном плане крестьянского хозяйства нечерноземной России. Вып. 1. С. 138—187.

445

с. 76

* Это положение действительно лишь по отношению к отдельно взятому рынку, рассматриваемому в границах абстрактного изолированного государ­ства (по Тюнену). В реальной действительности рынки «накладываются» друг на друга. К тому же фактор местоположения по отношению к рынку не оказывает столь сильного влияния на высоту личных бюджетов, как фак­торы плодородия, обеспеченности скотом и техникой, производительности и   пр.

* Здесь А В. Чаянов впервые вводит коэффициент «едоки/работники», с помощью которого он пытается объяснить размеры семейных крестьянских бюджетов и объем душевого потребления. Этот подход справедливо крити­ковался С. Н Прокоповичем и другими экономистами. Впоследствии А. В Чаянов перешел к многофакторной модели образования крестьянских доходов, а коэффициент стал трактовать как меру наделенности хозяйств рабочей силой.

с. 77

* Это положение ясно без доказательств' чем выше доля едоков и ниже доля работников, тем меньше суммарная выработка хозяйств, скромнее и личный бюджет.

с. 80

* В своем докладе С К. Олексенко свел вопрос к тому, что «сущест­вующий низкий уровень крестьянского хозяйства находится в полном соот­ветствии с низким уровнем общей культуры русской деревни», который в свою очередь объяснялся, по мнению Олексенко, общинным строем и ото­рванностью деревни от «культурных классов» государства Подобный под­ход, однако, не учитывая особенности общинной жизни села, игнорировал объективные условия, в которых жило русское крестьянство, принижал его роль в развитии русской культуры и государственности, искажал специфику его духовно-нравственной жизни. Вместе с тем сама постановка вопроса о связи семейных бюджетов с уровнем культуры населения была весьма пло­дотворной (Олексенко С. К. О зависимости успеха агрономических меро­приятий от уровня общей культуры населения//Труды областного съезда представителей земств и сельских хозяев Юга России. Екатеринослав, 1910. С. 35—50.

с. 83

* Erhebung von Wirtschaftsrechnungen minderbemittelter Familien im Deutschen Reiche. Berlin, 1909. Zweiter Teil. S. 62—92.

c. 84

* А. В. Чаянов здесь упрощает ситуацию. Наемные рабочие имеют воз­можность увеличивать свой доход и за счет повышения интенсивности труда, работы в выходные, участия в прибылях, переходов на другие предприятия и т. д.

с. 85

* В работе приводятся данные крестьянских бюджетов Воронежской гу­бернии о личных и хозяйственных расходах на душу лиц обоего пола в кре^ стьянском хозяйстве. Разница между этими двумя видами потребностей ока­зывалась тем значительнее, чем беднее группа.

446

* По концепции А. В. Чаянова, капиталистическое хозяйство, стремив­шееся к максимальной прибыли, достигало такого уровня интенсивности труда, при котором возникал избыток рабочей силы, а занятая рабочая сила оплачивалась по законам рынка труда. Крестьянское хозяйство, ориентиро­ванное на удовлетворение потребностей семьи и равномерное распределение труда ее членов, повышало интенсивность выше обычной, что приводило к падению оплаты труда на единицу площади (1 га) или на единицу про­дукции (1ц).

Что же касается закона убывающей производительности труда, то он по­нимался А. В. Чаяновым не в политэкономическом, а в агрономическом . плане, в тесной связи с законами оптимума и минимума. Согласно закону оптимума максимальный эффект сельскохозяйственной продукции наступал тогда, когда все факторы плодородия находились в гармоничном отношении друг к другу По закону минимума степень урожайности устанавливалась со­образно фактору, находящемуся в минимуме. Наконец, закон убывающего плодородия — точнее его было бы назвать законом убывающего ПРИРОСТА плодородия — гласил, что по мере поступательного роста количества фак­тора от минимума к оптимуму эффект каждой новой прибавки становился

все меньше.

с. 86

* А. В. Чаянов предполагает, что в крупных хозяйствах производитель­ность труда оказывается более высокой, следовательно, кривая производи­тельности опускалась (с AiBi до А|Вг), и равновесие устанавливалось на более высокой степени удовлетворения потребностей.

с. 87

* Этот вывод автора покоится не только на явном допущении о посто­янстве производительности труда и его квалификации (что явно противоре­чит фактам), но и на скрытой предпосылке о неизменности уровня потреб­ления: последняя аксиома опровергается автором чуть ниже. Но важно учесть и другое. При переходе от трудового к нетрудовому хозяйству ме­няется и критерий оптимизации производства: от ориентации на удовлетво­рение потребностей семьи к стремлению получить максимальную прибыль. Все эти моменты будут затронуты А. В. Чаяновым в работах 20-х годов.

с. 88

* С точки зрения репрезентативности выбора такой прием кажется весьма сомнительным.

БЮДЖЕТ КРЕСТЬЯНСКОГО ХОЗЯЙСТВА

Статья опубликована в сборнике «Очерки по экономике трудового сель­ского хозяйства» (М., 1924. С. 76—93). В ней А. В. Чаянов подводит итоги бюджетных исследований 101 крестьянского хозяйства Старобельского уезда Харьковской губернии, предпринятых губернским земством накануне первой мировой войны. В статье обосновывается идея циклических изменений отно­шения «едоки/работники»: постепенное его нарастание с рождением новых детей, достижение максимума, а затем медленное падение при последова­тельном вступлении молодых людей в трудовую деятельность, достижение минимума, а затем снова возрастание и т. д. Хотя А. В. Чаянов, а впослед­ствии и его критики назвали это «демографическими изменениями» состава крестьянской семьи, подобный цикл имел социально-экономическое содержа­ние. Фактически он означал периодические колебания в наделенности кресть­янской семьи собственной рабочей силой. А. В. Чаянов прослеживал связь

447

этого показателя с размером землепользования, землевладения, арендой, при­менением наемного труда, выработкой продукции, преувеличивая иногда значение этого коэффициента.

с. 90

* См. подробнее: Бюджеты крестьян Старобельского уезда/Под ред. А. В. Чаянова. Харьков, 1915; Чаянов А. В. Опыт разработки бюджетных данных по сто одному хозяйству Старобельского уезда Харьковской губер­нии. М., 1915. Т I. История бюджетных исследований.

с. 102

* Здесь проявляется недооценка А. В. Чаяновым роли средств произ­водства как фактора дифференциации крестьянского хозяйства: ведь приме­нение машин может в значительной степени компенсировать недостаток в рабочей силе малых семей.

* Результаты переписей крестьянских хозяйств, сделанных под руковод­ством В. Г. Громана, были опубликованы в сборнике: Итоги оценочно-ста­тистического исследования Пензенской губернии 1909—1913 гг./Под общим руководством В. Г. Громана. Серия III. Исследование земельных имуществ. Часть II. Подворная перепись крестьянского хозяйства. Пенза, 1923.

ИЗОЦЕНЫ РЖИ 1909—1913, 1917 и 1920 гг.

Статья опубликована сначала в периодической печати, а затем в сбор­нике: Чаянов А. В. Очерки по экономике трудового сельского хозяйства. Л.—М., 1924. С. 150—152. В ней А. В. Чаянов развивает метод так называе­мых «изолиний», применявшихся немецким естествоиспытателем и географом А. Гумбольдтом для изучения климата. В экономической теории этим методом одним из первых стал пользоваться немецкий экономист Энгель-брехт в начале XX в. А. В. Чаянов творчески использовал его для анализа размещения товарных крестьянских хозяйств и их дифференциации (см. О дифференциации крестьянских хозяйств//Настоящее издание. С. 144)

с. 110

* Изолинии — линии равного значения какой-либо величины на геогра­фической карте, вертикальном разрезе или графике.

К ВОПРОСУ ТЕОРИИ НЕКАПИТАЛИСТИЧЕСКИХ СИСТЕМ ХОЗЯЙСТВА

Статья была опубликована в Германии на немецком языке. См. Tschaja-now А. Zur Frage einer Theorie der nichtkapitalistischen Wirtschaftssysteme.— Archiv für Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. 1924. B. 51. H. 3. S. 577— 613. В русском переводе печатается впервые. Сегодня представляет интерес в основном по двум причинам.

Во-первых, в ней делается попытка построить на основе системного метода «метатеорию» экономических систем. Подобная проблема была весьма актуальной в 20-е годы, когда в СССР имелись пять укладов. Примеча­тельно, что А. В. Чаянов делает вывод о возможности их сосуществования и взаимодействия через рынок и цены, причем не только в страновом, но и во всемирном плане.

Во-вторых, статья определяет место семейно-трудового уклада в ряду экономических систем. Он должен был, по мысли ученого, стать основой1 консолидации прогрессивных некапиталистических систем. Под этим углом

448

зрения А. В. Чаянов встраивает в «метатеорию» экономических систем тео­рию некапиталистических укладов.

с. 115

* Говоря о «классической политэкономии», А. В. Чаянов имеет в виду классическую буржуазную политэкономию, и прежде всего в лице А. Смита и Д. Рикардо.

с. 116

* Имеются в виду работы представителей как старой исторической школы (В. Рошера, Б.Гильдербранда, К. Книса), так и новой исторической школы (Г. Шмоллера, Л. Брентано, К. Бюхера и др.). Эти ученые много работали над проблемами докапиталистических систем и на этой основе пытались вы­работать их периодизацию. Гильдербранд выделял три стадии развития — натуральное, денежное и кредитное хозяйство; Бюхер различал ступени до­машнего, городского и народного хозяйства и т. д. Сделав серьезный вклад в разработку конкретных экономических проблем общинного строя, рабства и феодализма, историческая школа опиралась на узкоэмпирический метод, допускала произвольность классификации экономических систем, грешила переносом категорий капитализма в докапиталистические формации. Преодо­ление этих противоречий А. В. Чаянов видел в соединении теоретического и эмпирического подходов и в построении «метатеории» экономических систем.

* Манчестеризм, манчестерская школа — направление экономической мысли, возникшее в конце 30-х годов XIX в. в Манчестере (Великобрита­ния). Идеологами манчестеризма были английские экономисты и политиче­ские деятели Р. Кобден и Дж. Брайт. Они выступали за полную свободу предпринимательства, отмену хлебных пошлин и неограниченное развитие рыночного механизма. Для А. В. Чаянова идеология манчестеризма вопло­щала одну из наиболее апологетических теорий капитализма. Особенно опас­ным он считал механический перенос этих концепций иа экономику докапи­талистических обществ.

* Здесь проявляется известная недооценка А. В. Чаяновым античной экономической мысли. Платон, Аристотель, Ксенофонт и другие античные пи­сатели явились родоначальниками экономической теории, в их работах содер­жатся оригинальные мысли о природе труда, товара, стоимости, денег и т. д. Эти мыслители дали весьма глубокий для своего времени анализ окружав­шей нх экономической действительности, в том числе рабства как хозяй­ственной системы.

* Этический момент был действительно главенствующим в построениях отцов церкви. Однако в их произведениях можно найтн и самые разнообраз­ные размышления о чисто экономических явлениях: труде, распределении, обмене, потреблении и т. д. Отцы церкви разрабатывали и вопросы эконо­мической политики государства, в частности благотворительности (см. Зей-пель Г. Хозяйственно-этические взгляды отцов церкви: Пер. с нем. с преди­словием С. Н. Булгакова. Спб., 1913).

* Священник Сильвестр, советник Ивана Грозного, был автором особой редакции «Домостроя» (середина XVI в.); И. Т. Посошков вошел в историю экономической мысли как создатель «Книги о скудости н богатстве» (1724 г.); А. П. Волынский, государственный деятель и дипломат первой половины XVIII в, подготовил «Инструкцию дворецкому Ивану Немчинову» (1724 г.) (см. также именной указатель). Три названных автора наиболее полно во­плотили русскую экономическую мысль середины XVI — начала XVIII в., особое внимание уделив аграрным проблемам семейного хозяйства (см. Чая­нов А. В. Основные линии развития русской сельскохозяйственной мысли за два века//Крцимовски Р. Развитие основных принципов науки о сельском хо­зяйстве в Западной Европе. М., 1927. С. 199—239).

15 Заказ J* 491

449

* Здесь А. В. Чаянов неточен. В конце XVIII — первой половине XIX в. в России появилось много оригинальных экономических концепций крепост­нического хозяйства. Часть авторов высказывалась в пользу модернизиро­ванного помещичьего хозяйства (Е. Ф. Канкрин, С. М. Усов, А. И. Бутов­ский, Д. П. Шелехов и др.), другие выступали с его критикой и требова­ниями отмены (А. И. Куницын, М. А. Балугьянский, декабристы) (см. Исто­рия русской экономической мысли. Т. 1. Ч. 2. М., 1958. Гл. 2, 7—9, 12).

с. 120

* См. подробнее: Челинцев А. Н. Теоретические основания организации крестьянского хозяйства. Харьков, 1919. С. 125; Макаров Н. П. Крестьян­ское хозяйство и его эволюция. М., 1920. Т. I; Бруцкус Б. Д. Экономия сельского хозяйства. Пг., 1924. С. 189—205. В отличие от семейно-трудовой теории концепция Б. Д. Бруцкуса приписывала крестьянскому хозяйству не только мотив удовлетворения потребностей, но и стремление накопить наи­больший доход. Причем именно с этим последним моментом Б. Д. Бруцкус связывал перспективы развития крестьянского хозяйства: «Проникновение крестьянства хрематистическнм (стяжательским.— Ред.) духом есть предпо­сылка благоприятного развития народного хозяйства» (Бруцкус Б. Д. Указ. соч. С. 198).

с. 122

* В этом определении автор фактически «суммирует» абсолютную и диф­ференциальную ренты. Первая определяется, как известно, разностью рыноч­ной стоимости и общественной цены производства, а вторая — разностью общественной и индивидуальной цен производства.

с. 123

* См. подробнее: Челинцев А. Н. Есть ли рента в крестьянском хозяй­стве? М., 1918. С. 9—11; Макаров Н. П. Крестьянское хозяйство и его эво­люция. М., 1920. Т. I. С. 84. Анализ и критика взглядов А. Н. Челинцева и Н. П. Макарова на ренту в крестьянском хозяйстве даны Г. С. Студенским (Студеиский Г. С. Рента в крестьянском хозяйстве и принципы его обложе­ния. М., 1925. С. 11—18).

с. 124

* В. А. Косинский действительно отмечал влияние малоземелья на арендные цены, однако подчеркивал, что наибольшую аренду платят не без­земельные и многоземельные дворы, а те дворы, норма наделенности землей которых близка к средней. Но главное обстоятельство более высокой «кон­курентоспособности» крестьянского арендатора заключалось в природе нека­питалистического хозяйства: аренда обеспечивала прибавление к прежнему доходу крестьянина как наемного работника (заработной плате) прибавоч­ного продукта (ренты и прибыли) (Косинский В. А. К аграрному вопросу. Вып. 1. Крестьянское и помещичье хозяйство. Одесса, 1906. Гл. V и VIII).

с. 128

* Нибур Г. И. Рабство как система хозяйства. Этнологическое исследо­вание. М., 1907. С. 189, 191, 231—233, 264, 282—283. Строго говоря, Г. И. Нибур не пользовался категорией «прибавочный продукт». Экономи­ческие причины возникновения рабства он видел в замещении тяжелого физического труда, стимулировании торговли и промышленности, пополнении армии, охоте и рыболовстве и т. д. В редких случаях он, правда, указывает,

450

что выгодность рабства растет тогда, когда продукты труда раба превы­шают его насущные потребности.

с. 138

* В этой работе К. Маркс подчеркивал, что при коммунизме «количе­ство времени, которое будут посвящать производству того или другого пред­мета, будет определяться степенью общественной полезности этого пред­мета». Планомерность «будет достигаться посредством соглашения, основан­ного на отношении суммы производительных сил к сумме существующих по­требностей». К. Маркс также упоминал об отказе от «индивидуального об­мена» и «ниспровержении конкуренции». Фактически здесь было даио одно из первых обоснований безденежного, натурально-хозяйственного строя бу­дущего общества (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. С. 97, 101, 107— 108, 164).

* Бухарин Н. И. Экономика переходного периода. М., 1920. С. 63, 65— 67, 71—72, 85—87, 102, 118—119, 134—135, 140—141; Варга Е. С. Проблемы экономической политики при пролетарской диктатуре. М., 1922. С. 55, 63— 65, 88—94, 100—104, 113—114. В работах Н. И. Бухарина и Е. С. Варги содержится одно из первых в советской и мировой экономической литера­туре обоснование командно-административной системы управления хозяй­ством. Авторы выступают в пользу превращения всех предприятий в отде­ления единого производственного центра, всеобщей трудовой повинности, огосударствления профсоюзов и кооперации, милитаризации производства, перехода к натуральному обмену и пайкам, применения вооруженного наси­лия к непролетарским слоям, превращения интеллигенции в слуг государства и проч. Многие из этих «рекомендаций» генетически восходят к идеям Л. Д. Троцкого (Троцкий Л. Д. Труд, дисциплина и порядок. Пг., 1918. С. 9 и далее). Е. Варга прямо ссылается на эту книгу1.

с. 139

* Справедливости ради следует сказать о том, что в свое время А В. Чаянов сам отдал дань поискам системы «трудовых эквивалентов», ко­торую он защищал в полемике с Е. С. Варгой и С. Г. Струмилиным. Реаль­ное функционирование экономики в годы военного коммунизма, однако, убе­дило его в невозможности найти безденежные, нетоварные соизмерители и стимулы труда. Это и подчеркнуто им в первых двух пунктах примечания. Что же касается третьего пункта, то в нем содержится прозрачный намек на опасность зарождения номенклатуры как особой социальной прослойки и превращения бюрократического аппарата во всесильного монополиста.

с. 140

* Под коммунизмом автор понимает натурально-хозяйственную систему безденежного производства и обмена, основанную на государственном плане и внеэкономических методах принуждения

с. 142

* Это — один из самых важных пунктов концепции Чаянова. «Раздвое­ние сущностей» экономических категорий на современном языке означало бы различение технико-экономической и социально-экономической природы хо­зяйственных явлений, натуральной и стоимостной форм продуктов труда.

* Здесь и на последующих страницах А. В. Чаянов подходит к централь­ному моменту — обоснованию теории многоукладной экономики на основе системного метода. Приведенная им ранее таблица позволяет не только со­поставить различные хозяйственные уклады, но и поставить вопрос об их взаимодействии через рынок и цены.

15* 451

с. 143

* См. сноску на работу В. А. Косинского (примечание к с. 124).

О ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ КРЕСТЬЯНСКОГО ХОЗЯЙСТВА

Статья была опубликована в журнале «Пути сельского хозяйства» (1927. № 5. С. 101 —121). Она представляет собой переработанный А. В. Чая­новым текст его доклада, сделанного в ходе дискуссии по вопросам диффе­ренциации крестьянства. Дискуссия была организована в начале 1927 г. в Научно-исследовательском институте сельскохозяйственной экономии (НИИСХЭ). В ней приняли участие, помимо А. В. Чаянова, Н. П. Макаров, Г. И. Баскин, А. Н. Челинцев, Н. Д. Кондратьев и др. Статья характеризует взгляды А. В. Чаянова на сущность и формы дифференциации (подробнее см. настоящее издание, с. 39—49).

с. 144

* Макаров Н. П. Дифференциация крестьянского хозяйства//Пути сель­ского хозяйства. 1927. № 4. С. 101—113; Челинцев А. Н. К вопросу о диф­ференциации крестьянского хозяйства//Там же. С. 114—135.

с. 145

* Вихляев П. А. Дифференциация земледельческих предприятий в усло­виях мирового сельского хозяйства. М., 1926.

с. 147

* Чаянов А. В. Изоцены ржи 1909—1913, 1917 и 1920 гг. (см. настоящее издание. С. 110).

с. 149

* См. Суханов Н. Н. К теории развития аграрных отношений//Русское богатство. 1910. № 12. С. 106—107; Он же. Из итогов последнего ценза Се-веро-Американских Соединенных Штатов//Заветы. 1913. № 6. С. 39—62. Опи­раясь на данные американской статистики, Н. Н. Суханов делает попытку доказать, что капиталистические хозяйства вытесняются трудовыми кресть­янскими хозяйствами. Он также рассматривает роль промыслов в сельском хозяйстве США, процессы пролетаризации крестьянства и образования ре­зервной армии труда для промышленного капитала. Взгляды Н. Н. Суханова были подвергнуты критике В. И. Лениным в статье «Новые данные о зако­нах развития капитализма в земледелии» (Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 27. С. 129—227).

с. 151

* Челинцев А Н. Указ. соч.//Путн сельского хозяйства. 1927. № 4. С. 114—135; Макаров Н. П. Указ. соч.//Там же. С. 101—113; Баскин Г. И. Влияние урожаев на дифференциацию сельского хозяйства//Там же. С. 96—100.

* Tschajanoff А. Die Lehre von der bäuerlichen Wirtschaft. Berlin, 1923 (Чаянов А. Учение о крестьянском хозяйстве. Берлин, 1923).

* Книпович Б. Н. К вопросу о дифференциации русского крестьянства. Спб., 1912. С. 37, 46, 61, 66, 72, 77, 81, 86; см. также настоящее издание, с. 222.

452

с. 154

* Прокопович С. Н. Крестьянское хозяйство по данным бюджетных ис­следований и динамических переписей. Берлин, 1924. С. 38—44, 99—103. В этой работе подвергнут критике ряд основных положений из книги А. В. Чаянова «Die Lehre von der bäuerlichen Wirtschaft». Berlin, 1923. В на­стоящей статье А. В. Чаянов отвечает на критику С. Н. Прокоповича.

с. 155

* Бюджеты крестьян Старобельского уезда/Под ред. А. В. Чаянова. Харьков, 1915. С. 12—13.

с. 157

* Крицман Л. Н. Классовое расслоение советской деревни. М., 1926. С. 31—33; Немчинов В. С. К вопросу о статистическом изучении классового расслоения деревии//Избранные произведения: В 6 т. М., 1967. Т. 1. С. 44— 62; Он же. О социально-экономических группировках крестьянских хо­зяйств/Дам же. С. 63—84; Анисимов Я. А., Верменичев И. Д., Наумов К. Н. Производственная характеристика крестьянских хозяйств в различных со­циальных группах. М., 1927. С. 35—41.

СЕБЕСТОИМОСТЬ САХАРНОЙ СВЕКЛЫ

Настоящая работа была выполнена А. В. Чаяновым по заданию Сахаро­треста: в ней должны были получить отражение вопросы исчисления себе­стоимости сахарной свеклы и формирования на ее основе указных цен. Однако эта работа вышла далеко за пределы поставленной темы. В ней на­шли отражение общие теоретические аспекты формирования себестоимости и цен на сельскохозяйственные продукты, производимые в крестьянских хо­зяйствах. Принципиальной особенностью метода А. В. Чаянова было опреде­ление им себестоимости не по зарплатам, а по величине личного годового бюджета крестьянина с учетом рентной составляющей годового дохода. Цены при этом должны были соответствовать, как полагал автор, худшим условиям сельскохозяйственного воспроизводства (сравн. табл. 27, 28, 29). Такой подход вступал в непримиримое противоречие с практикой ценового демпинга на сельскохозяйственную продукцию в стране в конце 20-х годов, имевшей самые тяжелые последствия для судеб крестьянства в начале по­следующего десятилетия.

В настоящем издании работа А. В. Чаянова дана не полностью: опу­щены некоторые цифровые расчеты, не влияющие на конечные выводы ис­следования. Перепечатывается с издания: Чаянов А. В. Себестоимость са­харной свеклы. М., 1928. С. 7—17; 37—48; 71—75.

с. 160

* См. Жиркович И. Н. Основные идеи построения крестьянских индек­сов. М., 1926.

с. 161

* Берковец — русская мера массы (веса) = 10 пудам (163,8 кг).

с. 163

* Статья М. А. Кручинского «Себестоимость крестьянской свеклы и норма ее оплаты в сахарной промышленности» была отпечатана Сахаротре­

453

стом на стеклографе и разослана заинтересованным организациям с отзы­вом А. В. Чаянова.

с. 165

* Метод двойной бухгалтерии (или двойной записи), представляет со­бой способ учета произведенных хозяйственных операций, при котором каж­дая операция фиксируется в дебете одного и кредите другого счета, при этом совокупность всех счетов называется «главной книгой» (см. подробнее: Гонтарева И. И. Счетоводный анализ крестьянского хозяйства. М., 1928. С. 21 и далее),

с. 171

* См. Лаур Э. Экономия сельского хозяйства. М., 1925. С. 172.

с. 173

* Бурт — простейшее хранилище сельскохозяйственных продуктов, уло­женных на поверхность земли или в неглубокий котлован и укрытых соло­мой, опилками, торфом и сверху землей.

с. 187

* Декретивные (декретные, указные) цены — цены, устанавливаемые го­сударством на определенные виды сельскохозяйственной продукции. В 1926— 1930 гг. декретивные цены формировались волевым образом на уровне, не обеспечивающем расширенное воспроизводство некоторых культур (см. под­робнее: Малафеев А. Н. История ценообразования в СССР (1917—1963). М., 1964. С. 112—132).

ОРГАНИЗАЦИЯ КРЕСТЬЯНСКОГО ХОЗЯЙСТВА

Монография представляет собой расширенный и дополненный вариант книги «Учение о крестьянском хозяйстве», изданной в Берлине в 1923 г. на немецком языке. Русский вариант книги включал также материалы, собран­ные Чаяновым в процессе подготовки брошюры «Организация северного кре­стьянского хозяйства» (1918 г.). Ядро новой книги составляет, без сомне­ния, обоснование некапиталистической природы семейного крестьянского хозяйства, не имеющего категории заработной платы и преследующего спе­цифические социально-экономические цели — удовлетворение потребностей семьи, равномерное распределение работ в течение года. Чаянов убедительно доказывает, что семейно-трудовое хозяйство обладает большей устойчиво­стью, выживаемостью, чем хозяйство, основанное на наемном труде, по­скольку способно мириться с временным понижением продажных цен, а также склонно выплачивать более высокие арендные платы, чем капита­листические предприниматели. Важно подчеркнуть, что теория самоуправляе­мого некапиталистического предприятия, разработанная Чаяновым на примере крестьянской семьи, имеет непреходящее значение для анализа и дру­гих коллективных форм организации производства — кооперативных, аренд­ных, акционерных и проч.

Весьма интересны места книги, посвященные анализу организационного плана крестьянского хозяйства. Здесь подробно и на большом статистиче­ском материале исследуются труд, средства производства, земля, скот и другие моменты производственной деятельности крестьянина. Но Чаянов рас­сматривает не только внутреннюю «морфологию» семейно-трудовой деятель­ности, но и ее место в общем строе народного хозяйства. Заключительные положения книги органически увязывают крестьянское хозяйство с коопе­рацией, образуя переходный мостик к следующей работе автора — моногра­фин «Основные идеи и формы организации сельскохозяйственной коопера­ции» (1927 г.).

454